Читать книгу - "Ревность - Селия Фремлин"

— Эта особа просто не умеет себя вести, вот что! — ухмыльнулся Джефри.

— В следующий раз я потребую рекомендации! — откликнулась Розамунда, и жуткий момент миновал.

Хотя с чего бы вдруг ему миновать, совершенно не ясно. Ничто не решено, не выяснено, не доказано. Тайна какой была, такой и осталась. Но они вдруг решили: «Все в порядке!» — и значит, все в порядке. Так они сильны вместе, даже сейчас.

После завтрака, когда Питер и Джефри разошлись по своим делам, Розамунда снова уселась на кухне, оперлась локтями на стол и, положив подбородок на переплетенные пальцы, вперила взгляд — поверх хлебных крошек, мармелада и тарелок с остатками бекона — в холодную мглу, которая сгущалась над их жизнью.

Загадка становилась все непонятнее. То, что сегодня утром им с Джефри удалось выскользнуть из-под ее надвигающейся тени, ничего не значит — в следующий раз может и не получиться. С каждым часом, что Линди не возвращается, тень будет мрачнеть, начнет наваливаться на них все быстрее, все неумолимее.

Нет, все должно быть в порядке! Розамунда просто не тот человек, чтобы совершить такое, с температурой или без. Чудной сон — чистое совпадение, а что касается прочих улик — слишком они необъяснимы, чтобы хоть что-то доказывать.

А история с телефонным звонком свекрови? Ее как присобачить, если такое вообще возможно, ко всему этому странному, непостижимому делу?

Допустим — только допустим, — что это правда. Допустим, в тот день Розамунда в самом деле отправилась в Эшден — вместо Линди. Или как и Линди. Допустим, они отправились вместе. И вот они ехали, ехали, но совсем не в Эшден, а дальше — мимо городов и деревень, вперед — вдоль заваленных мокрым снегом тропинок, пролетая по блестящим шоссе, дальше, дальше, поднимаясь на обнаженные холмы и спускаясь с них, и наконец приехали к морю…

Сидя в одиночестве на своей неприбранной кухне, Розамунда едва не расхохоталась. Не было этого. Ничего не было. Не говоря уж о прочих бессмыслицах, машина Линди как стояла перед воротами, когда начался этот бедлам, так и сейчас там стоит. Что бы ни произошло в тот пропащий день, машина Линди в этом не участвовала.

Тогда поезд? Предположим, из-за тумана они поехали на поезде? Если туман расстроил поездку в понедельник, он с тем же успехом мог сорвать ее и во вторник, потому что был таким же густым, как и накануне. Ну хорошо, они, стало быть, отправились на поезде. В Эшдене не сошли, а покатили дальше по застывшей от холода сельской местности, с остановками на каждой станции, с пересадкой в Кентербери или где-то еще, и снова вперед сквозь…

Ну да, сквозь туман! Фу ты черт! От внезапного озарения перехватило дух и закружилась голова. Вот оно, доказательство, исчерпывающее и окончательное, что ее сон никак не может основываться на реальных событиях. Потому что откуда, скажите на милость, в сырую, туманную декабрьскую ночь мог взяться бешеный ветер? И каким образом — в такую-то погоду — она могла видеть звезды, ослепительно яркие, крупные звезды, мчащиеся по черному небу? А если эти детали сна — явно чушь собачья, с какой стати принимать на веру все остальное? Прилив глубокой радости, надежды и убежденности в своей правоте охватил Розамунду, она вскочила со стула, убрала со стола и с жаром принялась за мытье посуды.

Только когда внизу все дела были закончены и она уже собралась подняться наверх, чтобы заправить постели, Розамунда вновь почувствовала неясное беспокойство. Потому что наверху, куда вели Розамунду домашние обязанности, по-прежнему лежала потрепанная сумка Линди, впопыхах засунутая с глаз долой в шкаф. И грязные туфли, и пальто. Они-то не сон. Если она, Розамунда, не приложила руку к исчезновению Линди, тогда что, черт возьми, происходит? Стоя перед лестницей и со страхом глядя на нее, как пловец на ледяную воду, Розамунда попыталась соорудить некую теорию, которая объяснила бы эти диковинные вещественные доказательства. Фантастическую теорию, разумеется; это ясно как божий день. Значит, так: предположим, кто-то задумал убить Линди, но чтобы обвинили в этом Розамунду. Тогда, прежде чем приступить к делу, преступник мог нацепить ее пальто и туфли, чтобы отпечатки ног и всякие там следы, которые обнаружат возле тела, были бы ее, Розамунды. Потом он (или она?) подкинул сумку к Розамунде в спальню, чтобы полицейские, когда их вызовут, первым делом наткнулись на нее, а после для какого-то замысловатого алиби, прикинувшись Розамундой, позвонил миссис Филдинг. И вот тут главная нестыковка. Миссис Филдинг не дура, она бы нипочем не спутала голос Розамунды с чьим-то еще.

Интересно, а кто в тот день взял трубку — сама миссис Филдинг или Джесси? Как точно выразился Джефри? Он только предположил или определенно утверждал, что Розамунда будто бы говорила именно с матерью, не с Джесси? Но Джесси тоже отлично знает ее голос… А может, Джесси, сама того не ведая, оказалась втянута в этот головоломный заговор? Взять хоть этих ее австралийских родственников — когда у человека родственники в Австралии, возможным кажется практически все. Что, если у Линди есть дядюшка-миллионер? Эти дядюшки вечно умирают в Австралии и оставляют свои деньги неизвестным родственникам на другом конце света. И предположим, негодяй-племянник, который рассчитывал получить дядюшкины миллионы, женат на одной из племянниц Джесси, вот эта парочка и заявилась в Англию, чтобы заставить Джесси притвориться, что Розамунда звонила, а иначе, мол, ее обожаемой хозяйке грозит страшная опасность…

Нет, эдак, пожалуй, можно далеко зайти. Лучше всего, наверное, бросить попытки найти какое-то разумное объяснение, а поступить так, как хотелось прошлой ночью, — выкинуть к черту эти улики, которые уже в печенках сидят. Все равно от них никакого толку — никуда они не ведут, ничего не объясняют. Преисполнившись решимости, Розамунда поднялась по лестнице, быстро пересекла спальню и подошла к шкафу.

Пальто лежало там, где она его оставила, туфли тоже, но сумка испарилась.

Как безумная, Розамунда кинулась переворачивать содержимое шкафа, рыться в темной глубине ящиков, выкидывая на пол как попало обувь и одежду. «Она должна быть здесь, — повторяла Розамунда, уже зная, что сумки нет. — Если только не завалилась к самой стенке шкафа… под этот ящик… за ту коробку…»

Прошло полных пять минут, прежде чем она прекратила поиски; пять минут, в течение которых она не столько старалась отыскать сумку — она знала, что это бесполезно, — сколько тянула время, чтобы защитить себя от очевидного: раз она не находит сумки, значит, ее нашел Джефри.

Нашел и, не сказав ни слова, забрал.