Читать книгу - "Фиктивный брак - Любовь Оболенская"

И теперь все, что осталось от Виталия, лежит там, в холодном морге, а завтра будет зарыто в землю… А если б я не была такой деревянной куклой, ответила на его зов, может, не до той проклятой машины ему было бы. Может, не в автосалон бы он поехал, а со мной, в свой дом, который мог бы стать нашим… И теперь был бы жив…

С кухни кафе потянуло ароматом жареного мяса – и мне показалось, что я сейчас потеряю сознание от слишком знакомого запаха… Сперва в морге показалось мне, что почерневший труп и в плечах уже, чем был Виталий, и голова меньше. Но ведь и мясо тоже ужаривается при готовке, теряя в объеме, а я об этом как-то и не подумала…

– Милая, солнышко, не надо, не плачь, – почти кричала в трубку Илона. – Тебе нельзя вести машину в таком состоянии! Скажи, куда приехать, я сразу примчусь!

Но я, стиснув зубы, уже взяла себя в руки.

Илона права. Если я не смогла при жизни дать Виталию то, что он так хотел получить от меня, нужно хотя бы проводить его достойно.

– Илона, спасибо, не надо приезжать, – произнесла я голосом твердым настолько, насколько это было возможно. – Я скоро приеду. Не переживай, я справлюсь.

Глава 21

Похороны богатого человека похожи на свадьбу богатого человека. Только колоризация шоу различается, и вместо белого цвета траурная церемония окрашена в черный.

Ну и если на свадьбе все делают вид, что им весело, то на похоронах те же люди усиленно изображают горе. А так-то и море цветов похожее, и народ тот же, и понты все те же – на тему, кто какие часы-браслеты-кольца надел, у кого костюм заказал, в какой тачке приехал.

Ну и, разумеется, на похоронах обсуждают не наряд жениха, а гроб умершего. Мол, достаточно он крут для статуса покойника или же все-таки подкачал, так как у Андрея Ивановича, светлая ему память, помнится, ручки были реально золотые, а тут, по ходу, поскупились и поставили вроде как позолоченные…

Я стояла неподалеку от раскрытой могилы и краем уха ловила все эти беседы вполголоса. Наверное, нужно было удивиться, возмутиться, попросить заткнуться – вот только мне было все равно. В конечном итоге мертвым абсолютно по барабану эти ритуалы – как и живым, кстати. Просто что на свадьбах, что на похоронах каждый отыгрывает свою роль, иначе другие не поймут.

И каждый втайне не против, чтобы происходящее поскорее закончилось…

Наконец гроб, который так и не открыли с момента его появления в поле моего зрения, опустили в могилу, и мне пришлось первой бросить на его крышку горсть земли.

Нет, это было не трудно. Просто я ощущала себя плохой актрисой в спектакле, где остальные артисты с осуждением смотрят на неумеху и никто ничего не говорит из деликатности. Но думают все одно и то же…

А потом, после кладбища, было застолье в отдельно снятом ресторане, где сначала все с постными лицами говорили о том, какой покойник был замечательный человек, как им будет его не хватать и что необходимо выпить, чтоб ему там было хорошо… Где связь между алкогольным разгулом и благополучием мертвеца, я не поняла, но присутствующие принялись вдумчиво обеспечивать то благополучие обильными возлияниями – и вскоре весьма преуспели в этом деле.

То тут, то там начали раздаваться пьяные смешки. Кто-то попытался затянуть песню, но был осажен сидящей рядом дамой. За дальним столом убитый горем мужик с красной рожей и осоловелыми глазами уже в третий раз пытался сказать тост и явно не понимал, почему на него шикают и дергают за рукава те, кто сидел справа и слева.

– Ну началось… – негромко проговорил Игорь. – Ты как хочешь, а я пошел.

– Мне тоже можно уйти? – поинтересовалась я.

– Конечно, – пожал плечами преподаватель экономики. – Кто тебе что скажет? Они уже почти все в хлам, а дальше песни петь начнут, могут и в пляс пуститься. Тут же не как у обычных людей. Тут тормозов никаких. А завтра разведут руками, мол, увы мне, пьян был, ничего не помню. Поминки же, как было не проводить Виталия так, чтоб ему там не было тоскливо.

– Ладно, коли так, я тоже поехала, – сказала я и принялась выбираться из-за стола.

В результате оказалось так, что возле выхода из ресторана мы оказались вместе.

– Ты посмотрела папку? – как бы между делом поинтересовался Игорь.

– Да, посмотрела.

– Обсудим?

– Прямо сейчас? – удивилась я.

– А чего время терять? – пожал плечами Игорь. – Мы же всё прекрасно понимаем. Тут как раз есть отдельный небольшой зал для переговоров, вот и переговорим. Если ты готова, документы у меня в машине, можно прямо здесь все и подписать.

– Ну что ж, пойдем, переговорим, – сказала я.

Возможно, это и правда было к лучшему, потому что сейчас внутри меня царила равнодушная пустота.

Горя не было, его я выплакала еще в кафе. Страха тоже. Вероятно, это лучшее состояние для переговоров, когда тебе наплевать, чем они закончатся, и отсутствие каких-либо эмоций заставляет голову работать ясно, как никогда.

…Это был даже не зал, а скорее кабинет со столом на четырех человек, где было место и для того, чтобы покушать с размахом, и чтобы деловые бумаги разложить, не экономя для этого место.

Пока Игорь бегал за своей копией синей папки, я сидела, глядя в стену, и пыталась думать о том, как сказать Игорю о своем решении насчет фирмы.

А потом усмехнулась.

Не все ли равно, в какой форме сообщать человеку, что он зря старается? По идее, можно было и возле выхода из ресторана ему об этом сказать, не занимая отдельный кабинет, просто я сразу не сориентировалась. Но лучше поздно, чем никогда.

Игорь вернулся быстро – видимо, торопился. Официанту, в ожидании стоящему возле входа в зал, он бросил небрежно:

– Не беспокоить, у нас важный разговор.

После чего запер дверь на задвижку, уселся рядом со мной и раскрыл принесенную папку.

– Ну что ж, Овечкина, – произнес Игорь, располагающе улыбнувшись. – Думаю, ты успела ознакомиться со своим экземпляром договора. Теперь тебе надо будет только расписаться на каждом листе, а после дождаться перевода на твой счет десяти миллионов. Постараюсь, чтобы все пришло сегодня, в крайнем случае – завтра.

– Кому надо? – отстраненно спросила я.

– Что? – нахмурил брови Игорь. – Не понял.

– Кому надо расписаться? – повторила я. – Мне не надо.

Благодушное лицо Игоря мгновенно изменилось. Глаза прищурились, улыбка изменила форму, став