Читать книгу - "Побудь моей навсегда - Мануэлла"

Неловкая пауза затягивается все дольше, Руслан сверлит меня тяжёлым взглядом. Пару мгновений я всерьёз раздумываю над тем, чтобы развернуться и с позором сбежать куда угодно, лишь бы не стоять вот так, униженно и трусливо. Но затем презрительно изогнутая бровь Агаева подбивает на безумство, поистине безумство:

— Весело? — высоко задрав подбородок грубовато спрашиваю, молясь, чтобы он не заметил, как дрожат мои руки- Я устала, дай пройти.

И, приготовившись к чему угодно, я опешиваю, когда он с улыбкой отстраняется, пропуская меня.

И добивает в спину:

— Никогда не стесняйся говорить о том, чего хочешь. — его низкий раскатистый голос звучит так, словно речь шла о чем-нибудь другом, постыдном, запретном, тайном…

А ночью мне снится белиберда из летающих в воздухе тарелок спагетти, коробок ароматной свежей пиццы и…голого Агаева, лежащего на одной из коробок, с нагловатой ухмылкой предлагающего мне его попробовать.

25. Добрые дела

Утро началось совсем не с кофе, как в известной рекламе- в пять часов позвонила испуганная Адриана, вперемешку с извинениями и слезами сообщив, что Тимофей начал задыхаться. Я велела ей срочно вызывать скорую, а сама кинулась собираться. Схватив с тумбочки ключи, выругалась про себя- машина — то в ремонте, нужно звонить Марку, а сейчас так рано.

Спускаясь по лестнице вбивала адрес для такси, нервно кусая губы, — вдруг охрана не пропустит, тут все так строго. Элитный коттеджный поселок, рядом живут бывшие и действующие генералы, политики, даже пару актеров видела, мельком- большие заборы, за которыми скрывались не менее большие дома, никто не отменял. Поэтому и название " коттеджный поселок" было больше простым словосочетанием, нежели констатацией факта.

Тихо, как мышь, прокралась к двери — и обомлела. Полуголый, в одном полотенце на бедрах, Агаев, откинув рукой со лба ещё влажные волосы, шел прямо ко мне по коридору.

— И куда это мы так рано собрались? А, Ульяна Юрьевна? Неужто к любовнику?

Я просто замерла от неожиданности и сладкой истомы, начавшей накапливаться где-то внизу, но при этих его словах перед глазами промелькнули издевательски-насмешливое лицо мужа, высокомерное — его любовницы, той самой " Окси". Я, видно, и не заметила, как эмоции отразились на лице, потому что с губ Агаева мгновенно сползла усмешка:

— Извини. Сглупил. — он шагнул ко мне, а поравнявшись, заботливо приобнял за плечи, — Ты куда так рано?

— Я…а…это… — стараясь смотреть куда угодно, только бы не на такие соблазнительные кубики его мощного пресса, облизваю губы, из-под опущенных ресниц замечая, как вспыхивают при этом его глаза. — Мне срочно нужно к пациенту. — отступила, нервно облизнув губы.

Он иронично приподнимает бровь:

— К какому это? В пять утра? С учётом того, что ты больше не работаешь? — надвигается на меня точно гора мышц и мускулов, а не человек.

— Я говорила…Это малыш….Мне нужно срочно, у меня нет времени на беседы! — злясь на саму себя за такую реакцию на мужчину, отрезаю и оборачиваюсь, собираясь выйти.

Агаев преграждает путь рукой:

— Дай мне минуту, я оденусь и отвезу тебя. Не глупи, — добавляет он- Марк сейчас видит десятый сон, а твоя машина в ремонте.

Сдаваясь, обречённо киваю, с напряжением слушая звук удаляющихся шагов.

* * *

До дома Адрианы мы долетаем вровень со скорой, Агаев остаётся в машине, а я несусь следом за врачами наверх, молясь про себя, чтобы все было хорошо, чтобы мы успели. Фельшеры скорой помощи сперва скептически косятся на меня, но не спорят, когда прошу зайти вместе с ними. Адриана открывает двери бледная и заплаканная, на руках у нее Тимоша, но спокойно и ровно дышащий.

Сбивчиво объясняя произошедшее фельдшерам, Андриана стреляет в меня глазами, в поисках поддержки, и я киваю с пониманием. Все будет хорошо.

Врачи скорой проверяют маленького Тимофея от и до, придя к выводу, что у ребенка аллергия. Я осмеливаюсь вставить свои " пять копеек" по поводу моих недавних наблюдений — мне ведь тоже показалось, что у него нечто аллергическое. И тут взгляд одного из медработников падает на пол рядом с кроваткой.

— У вас грибок? — кивает он на тёмно-серые пятна, еле заметные поверху плинтуса. Адриана стыдливо кивает в ответ, начиная объяснять, что убирала его и не раз со специальным средством, но он ползёт по стенам от соседей снизу, что не желают ничего ни обрабатывать, ни слушать. Врач качает головой:

— Тогда, я и не знаю, что посоветовать. Для ребенка нахождение в таких условиях крайне нежелательно. Хотя бы для маленького, будь он постарше, с приобретенным иммунитетом- разводит руками он- А так..

Адриана поджимает губы, а в глазах блестят слезы. В этот момент мне жаль её так, словно она- моя дочь. Я хорошо помню то ощущение беспомощности, когда ты остаёшься совсем один. Слишком хорошо помню. То мама почти сразу же после моих восемнадцати лет принялась активно " строить свою жизнь", не забывая пенять за потраченные на меня лучшие годы, то предательство мужа, которое словно выжгло внутри меня огромную дыру.

— Мы всё решим. Ребенок переедет, спасибо вам большое. — обрываю я слегка бестактного, но честного фельдшера. Тот, будто вспоминая о моем существовании, оборачивается:

— Вы? Вы же говорили, что вы- врач?

Скользнув взглядом по Адриане, выдаю:

— И врач, и подруга.

Мужчина, хмыкнув, замолкает, заполняя дневник вызова на планшете. Он явно не поверил в версию о нашей дружбе, взрослой женщины и вчерашнего ребенка, но счёл нужным промолчать. Чуть позже он даёт Адриане листы, указывая пальцем, где нужно расписаться. Ещё раз напоминает, что есть возможность поехать в больницу, но особых рекомендаций к этому он не видит. И начинает собираться, окликивая напарника. Я машинально перевожу взгляд на него и замечаю, что тот так и сверлит меня глазами.

— Ульяна Ларина? — вдруг неуверенно бросает он, когда мы небольшой процессией подходим к дверям.

— Нет. — бросаю я, а мозг начинает лихорадочно обрабатывать информацию. Ульяна? Да, но Ларина? И тут вздрагиваю- это ведь моя фамилия. Моя девичья фамилия! Насколько я растворилась в муже, что даже фамилию свою забыла. — Ой, то есть да! — спешу крикнуть ему вдогонку.

Он, уже спускаясь по лестнице, оборачивается с радостной улыбкой:

— Ну я так и знал! Я Гриша! Гриша Артемьев! Мы учились с тобой вместе, помнишь?

Я не помню, но его улыбка и то, как он нервно жестикулирует, когда волнуется, кажутся весьма знакомыми. И тут меня осеняет- ну точно! Это ведь Гриша! Отличник и наш староста на двух первых