Читать книгу - "Тайная жена Казановы - Барбара Линн-Дэвис"

Живущая в келье Марины канарейка радостно приветствовала нас щебетом. Я села на диван, взгляд мой упал на необычный подсвечник, который стоял на столе рядом со мной. Сделанный из алебастра, выкрашенного в яркие синие, зеленые и оранжевые цвета, он напоминал павлина. У него были позолоченные бронзовые лапы с острыми когтями — на удивление устрашающие для предмета декора.

— Нравится? — спросила меня Марина. Она стояла у книжных полок, перелистывая небольшую толстую книжку, и смотрела на меня.

— Нравится. Я не видела ничего подобного.

— Потому что подсвечник французский, — объяснила Марина, — сделан в Шантильи, имитация настоящего китайского фарфора.

Как же она любила жизнь! Даже несмотря на то, что Марина была облачена в мрачную, черную шерстяную рясу, а я — в дорогие шелка, создавалось такое впечатление, что я крестьянка-простушка, а она — настоящая королева.

— Вот еще кое-что французское, — сказала она, подходя ко мне с книгой в руках. — Чудесное собрание мудрых мыслей французского священника Пьера Шаррона. — Она опустилась рядом со мной на диван и протянула книгу. — Моя послушница, Лаура, приносит мне из Венеции все запрещенные книги.

— А почему она запрещена? — поинтересовалась я, когда эта недозволенная книга, казалось, ожила у меня в руках. — Что плохого в мудрых мыслях?

— Клеветники обвинили месье Шаррона в том, что он атеист, — сказала она. — Но он прежде всего вольнодумец.

Марина перевернула страницу, которую заложила тонкой шелковой лентой. Ее пальцы коснулись моих, когда я держала открытую книгу.

— Послушай, — наклонилась она, чтобы прочесть. Я кожей ощущала ее теплую щеку. Сначала она читала предложения на французском, а потом непринужденно их переводила.

«Большинство аристократических умов большей частью вольнодумцы. Ничто так не развращает и не порабощает разум человека, как возможность иметь и понимать не одно мнение, убеждение и стиль жизни».

— Видишь, — объяснила она, — он всего лишь говорит, что мы не должны оставаться рабами одного мнения.

— Но он же не отрицает Бога? — уточнила я, делая вид, что внимательно изучаю книгу, хотя, разумеется, прочесть в ней ничего не могла. Пока я разглядывала, несколько прядей наших волос переплелись над страницами.

— Нет… нет, Бога он никогда не отрицает, — мягко возразила Марина.

Она взяла мой палец и ткнула им в строку:

— «Господь создал человека, чтобы тот познал Истину, но он не может познать ее доступным человеку способом», — прочла Марина. Я заметила, что руки моей она не отпустила. — Он приводит доводы в пользу возможности иметь разные мнения — даже поклоняться разным религиям, — чтобы освободиться от фанатизма. Кому дано познать Истину, Катерина?

Она повернулась ко мне лицом. Ее влажные губы загипнотизировали меня, как будто были созданы Творцом для поцелуев.

Голова у меня закружилась. Скорее всего, она наслаждалась моим смущением. Она не сводила с меня глаз, на губах играл намек на улыбку. И прежде чем я успела понять, что происходит, она украла у меня два поцелуя в губы. Какие же мягкие у нее губы!

Я отшатнулась от нее. Джакомо! Что я наделала?

— Мне пора, — вскочила я, начав заикаться. — Кончитта… Кончитта с минуты на минуту вернется с письмом из Венеции.

— Конечно-конечно, — холодно отреагировала она. — Ты же ждешь любовную записку. — Марина закрыла книгу, словно тоже потеряла к ней интерес.

Я побежала в свою келью. Лицо мое горело. Я зарылась головой в подушку. Господи, прости меня! Клянусь, я забуду все, что произошло. Я так скучаю по своему супругу, что, наверное, от одиночества моя любовь выплеснулась наружу.

Остаток дня я провалялась в кровати, мне было слишком стыдно и нос показать наружу. Но сердце все не находило успокоения. С головы до ног меня переполняло восторженное волнение, то ли от внезапных поцелуев, то ли в ожидании письма от супруга моего — я разобрать не могла.

Я уже проголодалась, а в комнате стали сгущаться тени, когда в дверь наконец-то проскользнула Кончитта. На ее лице сияла широкая улыбка, а из кармана она достала запечатанное письмо. Когда на конверте я увидела почерк Джакомо, тут же расцеловала эту старую морскую губку в обе щеки. Поцелуям она обрадовалась, но еще больше обрадовалась очередным двум монетам, которыми я ее вознаградила.

Позже, расхаживая взад-вперед по комнате, я тысячу раз перечитала его письмо.