Читать книгу - "Ханская дочь. Любовь в неволе - Ине Лоренс"

Сирин то и дело вспоминала о блеске золотых куполов, которым встречала их Москва, пока они пробирались по грязной дороге вперед, где, как утверждал Ваня, лежит Санкт-Петербург.

Здесь не было ничего, кроме тумана, он лежал плотной пеленой, позволяя разглядеть, самое большее, голову собственной лошади. Дороги в новый царский город было не видно, ее едва можно было отличить от болота, не спасали даже связки хвороста, обозначавшие путь и закрывающие самые большие выбоины. Сирин надеялась, что Тарлов, возглавляющий колонну, знает путь. Не дай Аллах сбиться с него — эта зыбкая почва поглотит их всех, и никто никогда не отыщет и следа!

Настроение Сирин ухудшилось, когда Златогривый провалился передней ногой в особенно глубокую лужу, теперь она была по уши забрызгана жидкой грязью, вонявшей гнилью и конским навозом. Яростно отплевываясь, она вытирала рот рукавом, но мерзкий привкус во рту не желал исчезать. Желудок подвело.

Сирин жалобно глянула на Ваню, ехавшего рядом с ней:

— Ради Аллаха, ответь, зачем вы потащили нас в эту жалкую землю? Эта земля для демонов, не для людей.

— Ну, людей тут тоже немало. Царь-батюшка об этом позаботился, — ответил вахмистр с такой гордостью, словно сам совершил это чудо, но затем снова нахмурился. — В такую непогоду да по такой грязи спасет только водка! Но все, что было, мы уже выпили, больше до самого Петербурга взять ее негде.

«Если мы вообще до него доберемся», — подумала Сирин, но говорить это вслух не стала, чтобы не привлечь духов. Известно же — стоит только испугаться, и духи тут же собьют тебя с дороги.

Ваня заметил, насколько Бахадуру не по себе, и попытался его успокоить:

— Летом здесь очень красиво, но теперь, осенью, нужно обладать поистине ангельским характером, чтобы чувствовать себя хорошо. — Ваня надеялся, что Бахадур хоть чуть-чуть улыбнется, но тот только грустно усмехнулся в ответ.

Когда еще в Москве Сирин узнала, в какой компании ей предстоит продолжить свой путь, она решила заключить с Ваней и капитаном негласное перемирие. Солдаты, сопровождавшие отряд, ничуть не тревожили ее, но гвардейские офицеры — Кирилин, Лопухин, Шишкин и некоторые другие — пришлись ей не по сердцу. Эти напыщенные грубияны относились к заложникам как к зверям, которым Господь по неисповедимым причинам решил даровать речь. Однако царевичу они прислуживали как рабы, а перед его духовником чуть ли не на брюхе ползали. Сирин твердо была убеждена: ни один татарин так себя вести не стал бы.

Где-то позади вновь послышалась ругань кучера и его помощников, сопровождавших карету наследника русского престола. Роскошная карета, запряженная шестеркой лошадей, то и дело увязала в грязи, так что слугам вновь и вновь приходилось вытаскивать ее. Сирин считала это недостойным воина — вождь должен сидеть в седле и вести своих людей. Но Алексей Петрович вел себя как балованный ребенок, в пути ему все было не так, все не по нраву.

На четвертый день он заболел. Всему отряду пришлось задержаться в какой-то убогой деревушке, ожидая выздоровления царевича. Причиной же нездоровья, полагала Сирин, могла быть только водка — уж чем царевич точно превосходил всех своих спутников, так это количеством водки, которое он ежедневно выпивал. Когда по утрам он поднимался и садился в карету, лицо его было зеленоватым, а вокруг стоял кислый запах перегара.

Ваня указал вперед:

— Если глаза меня не обманывают, то мы уже до парома добрались.

Солдаты авангарда начали останавливаться и спешиваться, из тумана показались черные бревенчатые постройки.