Читать книгу - "Город женщин - Элизабет Гилберт"

Я поразилась, как легко она воспринимает потерю дома. Пег, видимо, тоже удивилась.

– Должна признать, Эдна, я опасалась, что случившееся потрясет тебя гораздо сильнее.

– Ох, Пег, ты же меня знаешь. Или забыла, как я легко приспосабливаюсь к обстоятельствам? При такой пестрой жизни, как у меня, к вещам не привязываешься.

Пег ухмыльнулась.

– Богема, что с них взять, – сказала она мне, понимающе покачав головой.

Селия достала элегантное черное креповое платье в пол, закрытое, с длинными рукавами и маленькой жемчужной брошью, нарочно приколотой не точно по центру.

– Вот это да, – выдохнула она.

– Тебе правда нравится? – Эдна приложила платье к себе. – У меня с ним сложные отношения. Черный цвет может быть как лучшим, так и худшим решением, все зависит от фасона. Этот наряд я надевала всего раз. Чувствую себя в нем греческой вдовой. Но я оставила его из-за броши.

Я почтительно потянулась к платью:

– Позвольте?

Эдна отдала мне «вдовий наряд». Я разложила его на диване, защипывая тот тут, то там, оценивая впечатление.

– Проблема не в цвете, – наконец объявила я, – а в рукавах. Ткань здесь тяжелее, чем на лифе, видите? Этому платью нужны шифоновые рукава. Или можно просто их отрезать – так будет даже лучше при вашем небольшом росте.

Эдна внимательно изучила платье, подняла голову и удивленно взглянула на меня:

– Пожалуй, в этом что-то есть, Вивиан.

– Я могу переделать его для вас, если доверите мне такую работу.

– Наша Вивви божественно шьет! – гордо подтвердила Селия.

– Это правда, – кивнула Пег. – Вивиан – местный мастер-модельер.

– Она шьет все костюмы для спектаклей, – добавила Селия. – Балетные пачки, в которых мы сегодня выступали, – тоже ее работа.

– Неужели? – еще больше восхитилась Эдна, пусть и незаслуженно. Даже дрессированную кошку можно научить шить балетные пачки. – Значит, ты у нас не только хороша собой, но и талантлива? Ну и ну. А еще говорят, будто Бог дважды не одаривает!

Я пожала плечами:

– Я просто говорю, что это платье можно исправить. И еще немного укоротить. Вам больше пойдет длина до середины икры.

– Да ты разбираешься в одежде гораздо лучше моего, – заметила Эдна. – Я-то уже намеревалась отправить это старое глупое платье на свалку. Подумать только, я целый вечер несла всякую чепуху насчет моды и стиля, а надо было послушать тебя. Рассказывай, дорогая моя, где ты научилась так замечательно чувствовать пропорции?

Вряд ли женщине уровня Эдны Паркер Уотсон было интересно несколько часов кряду слушать трескотню девятнадцатилетней девчонки о ее бабушке, но именно это произошло в тот вечер, и Эдна с достоинством выдержала испытание. Более того, она ловила каждое мое слово.

Посреди моего монолога Селия потихоньку ускользнула. Я увидела ее лишь на рассвете, когда она в обычный час завалилась в кровать, пьяная и растрепанная. Пег в конце концов тоже нас покинула: Оливия постучала в дверь и строго напомнила тете, что ей давно пора спать.

И мы с Эдной остались вдвоем. Забравшись с ногами на диван в ее новой квартире, мы проговорили до глубокой ночи. Остатки воспитания призывали меня не отнимать время у гостьи, но сопротивляться ее обаянию было невозможно. Эдне хотелось знать все о моей бабушке, а рассказы о бабулиных фривольных и эксцентричных выходках привели ее в полный восторг. («Ну что за персонаж! Хоть кино снимай!») Каждый раз, когда я пыталась сменить тему беседы, Эдна снова переводила разговор на меня. Моя любовь к шитью вызывала у нее искреннее любопытство, а когда я призналась, что при необходимости могу сделать корсет на китовом усе, она была поражена.

– Ты прирожденный художник по костюмам! – заявила она. – Знаешь, в чем разница между платьем и костюмом? Платья шьют, а костюмы конструируют. Шить сейчас умеют многие, но конструирование – редкий дар. Театральный костюм – та же декорация, он должен быть прочным, как мебель. На сцене всякое случается. Костюм должен выдержать любые испытания.

Я рассказала Эдне, как бабушка выискивала в моих платьях малейшие изъяны и требовала, чтобы я немедленно все исправила. «Никто не заметит!» – уверяла я, но бабушка Моррис отвечала: «Неправда, Вивиан. Все заметят, только не поймут, в чем проблема. Но они заметят несовершенство. Не давай им такой возможности».

– Как она права! – воскликнула Эдна. – Вот почему я так тщательно продумываю костюмы. Терпеть не могу, когда меня торопят и говорят: «Никто не заметит!» Знала бы ты, сколько раз я спорила с режиссерами по этому поводу! Я всегда им говорю: если я два часа торчу под прожекторами перед тремя сотнями человек, изъян обязательно заметят! Изъян в прическе, в гриме, в голосе – и уж точно заметят изъян в костюме. И не потому, что зрители – эксперты по стилю, Вивиан: все то время, пока они сидят на своих местах, как приклеенные, им нечем больше заняться, кроме выискивания недочетов.

Все лето мне казалось, что я веду взрослые разговоры, ведь я общалась с искушенными артистками бурлеска, – но только сейчас я поняла, что такое настоящий взрослый разговор. О мастерстве, о профессиональном опыте, об эстетике. Ни один из моих знакомых (кроме бабушки Моррис, разумеется) не разбирался лучше меня в создании костюмов. Никого это даже толком не интересовало. Никто не понимал и не ценил модельное искусство.

Я могла бы сто лет сидеть у Эдны в гостиной и обсуждать тонкости стиля, но тут ввалился Артур Уотсон и заявил, что желает поскорее «лечь в чертову постель со своей чертовой женой», чем положил конец нашей беседе.

На следующий день я впервые за два месяца проснулась без похмелья.

Глава десятая

Уже на следующей неделе тетя Пег стала готовить постановку, в которой Эдна могла бы сыграть главную роль. Она твердо решила дать подруге работу, но в настоящий момент театр «Лили» не мог предложить ничего достойного – нельзя же приглашать величайшую драматическую актрису современности в мюзикл «Пляши, Джеки!».

Что до Оливии, той вообще не нравилась тетина идея. При всей их обоюдной любви к Эдне, с деловой точки зрения не было никакого резона превращать «Лили» в «высокий театр» и ставить здесь приличные – или хотя бы полуприличные – спектакли: это нарушило бы привычную формулу.

– Аудитория у нас и так маленькая, – пыталась вразумить тетю Оливия. – И состоит из простых людей. Других зрителей у нас нет и не будет, но эти зрители нам верны. И мы обязаны