Читать книгу - "За семью замками. Снаружи - Мария Акулова"

Гаврила с любопытством заглянул в чашку, будто действительно было безумно интересно, Агата же только с легкой улыбкой глянула. Грустной. Инертной. А потом снова в сторону — куда-то на плиту…

— Тот, что ты привез. Судя по запаху — с бергамотом…

Ответила, пожимая плечами. Улавливая боковым зрением задумчивый взгляд мужчины. А потом его же шумный вздох…

— Ты грустная такая почему, Агат? Что тебе привезти? Свозить может куда-то? К врачу когда? Купить что-то? Всё же хорошо. Как ты хотела…

Гаврила сказал задумчиво, склонив голову, продолжая смотреть сначала на профиль Агаты, а потом в глаза, когда она повернулась к нему.

Не сразу ответила. Сначала молчала и думала. Потому что…

Всё действительно хорошо. Всё действительно, как она хотела…

А сердце не на месте.

Костя отпустил её месяц назад.

Вот уже месяц, как она вернулась за семь своих замков. В самое спокойное в мире место. В крепость. Туда, куда так стремилась…

Но облегчение длилось не бесконечно.

Да и вообще… Было ли оно — облегчение?

Иногда Агате казалось, что даже не наступило.

Закрыв за собой дверь, она сползла по ней, позволяя себе новые слезы — неверия. Первый день ходила по квартире, как перепуганный заяц, то и дело прислушиваясь, придумывая посторонние звуки, ожидая внезапное вторжение и позволяя сердцу обрываться с периодичностью в пару часов, когда кажется, что Костя передумал и сейчас за ней вернется…

Агата почти не могла спать в первую ночь. Агата толком не знала, что дальше делать, как быть…

А на следующий день к ней впервые приехал Гаврила.

Позвонил в дверь. Привез вещи, документы, телефон — свой и новый.

Вел себя показательно радостно и дружелюбно. Будто не был в курсе всего дерьма, в котором они с Костей искупались. Будто не было разговора на качели.

Делал это ради нее же. Не прессовал. Не напрягал. О Косте ничего не говорил.

Просто спросил, что «сестренке» надо…

Агата долго сопротивлялась — ей не надо было ничего, но с Гаврилой не сработало.

Вечером привез на свое усмотрение.

На роту голодных солдат. И еще денег. Очень много. И документы на машину. И сказал, что если она хочет — продадут… В общем…

Костя ее отпустил… Но не совсем.

После первого дня Гаврила приезжал к ней с завидной периодичностью.

И если сначала это Агату пугало, то со временем… Она смирилась. И даже ждала. А если задерживался — волновалась.

Они пили чай. Они говорили. Гаврила исполнял, а то и предугадывал маленькие просьбы.

Часть из них, Агата знала, «надиктованы» Костей по памяти. Часть — следствие внимательности самого Гаврилы.

Теперь у нее в душе — хороший напор. Никаких больше дыр в шланге и оббитых плиток. Все розетки починены. Карниз перестал клониться, потому что висел на соплях. Новая микроволновка. Установлен кондиционер.

Гаврила заводил речь о том, что ей бы полноценный ремонт… Но Агата категорически отказывалась.

Ремонт не нужен, ей и так предостаточно.

С Костей они за это время практически не общались. Агата не сомневалась, что Гаврила скорее всего передает ему каждое слово и каждое свое наблюдение, но сама…

Впервые Костя вышел с ней на связь через неделю. В Телеграме от него прилетело «привет»…

Агата долго смотрела на экран, будто со стороны подмечая, что пальцы начинают дрожать, а сама она чувствует одновременно страх — потому что это разумная реакция человека, который не хочет еще раз вляпаться… И трепет — потому что у любого разумного человека может случиться глупое влюбленное сердце…

До сих пор влюбленное.

По-новому после того, каким он был в последний день и что сказал.

Агата и раньше понимала, что во многом он — недолюбленный мальчик, но тот рассказ пробрал до костей и в самое сердце. Это его не оправдывает — недолюбленных много, но не все ведут себя так… Но это его объясняет. И это не дает его возненавидеть. А вот жалеть и тянуться… Да.

Агата со страхом поймала себя на мысли о том, что ей хотелось бы оказаться где-то рядом, когда он был совсем маленьким, взять за грудки его мать, встряхнуть, наорать, что он достоин… Что его не просто можно любить, что его любить нужно, что она обязана…

Однажды даже сон такой приснился, а проснулась Агата в слезах, потому что та женщина не хотела… Ей тоже было похуй…

Вслед за «привет» от Кости прилетело уже: «Бой скучает. Аудио запиши, пожалуйста».

Агата прочла несколько раз, чувствуя практически физическую боль. Зажмурилась, чтобы не расплакаться… А всё равно не сдержалась.

Записала, конечно же. Знала, что делает это не для Боя, но всё равно записала.

Дальше их переписка была такой же скудной и редкой.

Аудио, которые записывал Костя, Агата переслушивала много-много-много раз.

Его голос был очень тихим, совсем не радостным, будто надломленным. И ее таким же, наверное.

Они сделали друг другу адски больно. По незнанию и неумению. Из-за страхов. Из-за неопытности. Потому что оба — большие раненные дети.

Но исход это не меняло. Агата не готова была бросаться в омут с головой. А Костя наконец-то не чувствовал в себе права форсировать.

Он спрашивал про самочувствие. Агата отвечала обтекаемо. Напрямую о ребенке — не спросил ни разу. Наверное, боялся. А Агата… Наверное, пока так и не убедилась, что всё сделала правильно. Оставляла себе шанс… Уже откровенно призрачный… Всё переиграть.

Смотрела со слезами на глазах видео с Боем, перед которым снова чувствовала стыд — он бросился её защищать, он готов был пойти ради нее против Кости, а она даже не попрощалась… Бежала так, что пятки сверкали. Зассала, что Костя передумает. Но он — нет. Держал свое слово. И себя в руках.

Агата ни разу не жалела, что не взяла ту флешку. Знала, что это не придаст ей уверенности. Скорее наоборот — повысит тревожность. Ей не нужны были такие жертвы от Кости. Она не хотела «держать его за горло». Она хотела спокойствия… Она вроде как его получила…

А на душе тоска.

Вчера ночью он снова писал. Спрашивал, как дела.

Агата ответила: «хорошо». Подумала немного. Отправила следом: «а у тебя?».

Наверное, это было лишним. Слишком очевидно глупый мостик для продолжения бессмысленной беседы, которая только теребит им души. Но Костя ответил не так, как было бы логичным. К примеру, «тоже хорошо». Или «так же».

Он написал: «херово».

Агата снова прочла, чувствуя, как сжимается сердце. Прекрасно понимала это его «херово». Потому что ее «хорошо» — оно о том же. Просто смелости не хватает говорить правду.