Читать книгу - "Ноль эмоций - Екатерина Осянина"

Я протянула ему полкружки остывшего крапивного «чайку», и он молча выпил, сперва сунув в кружку нос, шумно понюхав и затем одобрительно качнув головой.

Он протянул мне здоровую руку, и я помогла ему выкарабкаться из землянки, а потом, отвернувшись, снова служила ему подпоркой, пока он, шатаясь, делал свои дела.

Мы вернулись к землянке, и он, прежде чем туда залезть, постоял немного, выпрямившись, опираясь на мое плечо и молча глядя мне в лицо сверху вниз.

Я тоже долго смотрела на него, догадываясь, какие слова он пытается подобрать, чтобы высказать мне их вслух, а потом проворчала:

— Раны у тебя не смертельные, так что моей заслуги в том, что ты будешь продолжать коптить воздух, нет. Можешь не благодарить.

Он усмехнулся и поцеловал меня в губы.

— Говорю же, не благодарить, — проворчала я, когда он оторвался.

— Как скажешь, — он вымученно улыбнулся, показав красивые ровные зубы, и я в очередной раз поразилась тому, как улыбка преображает его суровое и мрачное лицо. Наверное, если бы он чаще улыбался, бабы на него вешались гроздьями.

Он вернулся на свой топчан, сунул под голову свой рюкзак, укрылся курткой по самый подбородок и съежился на боку, поджав колени и бережно устроив под курткой больную руку.

Я натащила в землянку и подбросила на угли толстых сучьев, чтобы в землянке стало теплее, еще кучу веток и палок сложила возле очага, чтобы он мог сам подбросить, когда проснется, взяла котелок и отправилась на озеро.

Мне пришлось полностью раздеться и силком заставить себя войти в ледяную воду, чтобы добраться до Костиной сети. Когда я добрела до поплавков, мне показалось, что в ячейках застряла крупная рыба. И чтобы ее оттуда добыть, пришлось с головой погрузиться под воду и открыть там глаза. Я чуть не упустила скользкую рыбину и чуть не задохнулась, пока мне удалось схватить ее обеими руками, и я, гоня перед собой волну, рванула к берегу. На топком берегу рыбе удалось выскользнуть из рук, и она немного попрыгала по мелководью и побилась, поднимая тучу брызг, но снова была схвачена и от греха подальше засунута в котелок с водой.

Так я ее и дотащила до землянки и оставила на полке рядом со свечой.

От огарка почти ничего не осталось, фитиль плавал в прозрачном воске и вскоре должен был погаснуть. Ну и пусть. Хозяин этой берлоги должен ориентироваться тут лучше, чем я.

Стараясь не разбудить страдальца, я осторожно перегнулась через него, забрала свой рюкзак, выложила из него свои пожитки.

Я вылезла из землянки и немного постояла в задумчивости, проверяя свою решимость исполнить мой собственный план.

Потом все же кивнула сама себе и отправилась в путь.

Я совсем не была уверена, что правильно запомнила дорогу, и что смогу без провожатого вернуться обратно. Но упорно шла. И вышла в точности к тем кустам, где Костя меня оставил на моем наблюдательном посте.

Деревня снова выглядела опустевшей и заброшенной, но я на всякий случай осторожничала и пригибалась при каждом шорохе. Кузнечики и цикады замолкали при моем приближении и снова начинали стрекотать хором, как только я удалялась на метр или два. Сердце мое ухало, едва не заглушая это хоровое исполнение, когда я приблизилась сначала к Костиному тайнику, осмотрела место происшествия и убедилась, что на полу хоть и остались следы в слое пыли, но по крайней мере кровью мы умудрились его не измазать. Я закрыла крышку люка и пинками вернула железный остов кровати на место, стараясь не касаться его руками. Обойдя дом кругом, я заметила кучку стреляных гильз. Такие же гильзы остались лежать и внутри дома, и я не стала их трогать и поспешила удалиться, стараясь не оставлять следов на земле. Примятая мной трава встанет уже через несколько часов после моего ухода. Если, конечно, мне удастся выполнить то, что я задумала, и уйти.

Покинув дом, где была Костина «нычка», я прямиком направилась к тому дому, где устроили свой схрон те двое типов. Я подбиралась к нему осторожно, боясь услышать шум мотора или сразу получить очередь в ничем не защищенную грудь или спину. Дойдя до дома, я долго прислушивалась и присматривалась, заглядывала в окна с сохранившимися кое-где осколками стекла и поборола искушение вынуть один самый большой и зажать в руке для самообороны, надеясь, что мне все-таки повезет.

В доме никого не было. Убедившись в этом, я, поколебавшись, все же вошла внутрь, не переставая осматриваться по сторонам и прислушиваться.

Я ожидала, что те двое типов, которые ранили Костю, тоже спрячут свою поклажу в подпол. Но черная сумка лежала в дальнем углу прямо на полу, накрытая только серым от старости дырявым полиэтиленом. Странно. Я вытащила сумку на середину комнаты, куда доставал солнечный свет, расстегнула «молнию» и увидела внутри то, что и ожидала: пачки денег, перехваченные бумажными лентами.

Я не считая натолкала их себе в рюкзак, закрыла сумку, задвинула ее обратно под полиэтилен и, продолжая посматривать по сторонам, выскользнула из дома и направилась обратно в землянку, которую, к своему немалому удивлению, без труда отыскала.

Когда я пришла, в землянке было темно, но я слышала дыхание спящего мужчины. Огонь в очаге тоже погас. Я набросала туда веток и подула, надеясь, что в кострище еще оставались горячие угольки. Увы. Пришлось снова искать впотьмах зажигалку. Когда мне таки удалось затеплить сначала маленький огонек, а потом он вспыхнул и осветил внутренности подземного жилища, я отодвинулась от очага и мельком взглянула на топчан; первое, что я увидела — это направленное мне в лицо дуло пистолета.

Я перевела взгляд на колючие глаза, отражающие пламя очага.

— Ты чего? — я замерла, прикидывая, мог ли Костя так сильно шибануться головой, что теперь своих не узнает.

— Где была?

Значит, узнает. Просто подозрительный. Чего он, интересно, испугался?

— Там.

Я не стала уточнять, где именно, но он, похоже, прекрасно меня понял.

— Зачем?

— Кое-что проверила, кое-что забрала.

— Забрала? Откуда? Из тайника?

— Из тайника я сразу забрала все, что там было. Свечи. И то, что ты в рюкзак напихал. Больше там ничего интересного не осталось.

— Тогда что…

Я дотянулась до своего рюкзака, оставленного возле входа, подтянула его к себе. Костино лицо напряглось, между изогнутых бровей залегла вертикальная морщинка. Ствол пистолета дернулся. Я снова замерла, осторожно протянула ему рюкзак, предлагая самому посмотреть.

Он с опаской взял, расстегнул, не сводя с меня пристального взгляда, вытряхнул содержимое рядом с собой на топчан.

Я наблюдала, как меняется выражение его лица. С подозрительного оно сменилось на недоверчивое, потом он криво улыбнулся одним уголком рта и изогнул одну бровь.

— Что это? — он ткнул дулом пистолета в кучу бумаги и больше не наставлял на меня оружие. Я незаметно перевела дух.