Читать книгу - "Госпожа сочинительница - Елена Арсеньева"

Услышав такое, Катерина Романовна воистину потеряла голову. Апельсиновая корка! Воистину! То-то хохочет на небесах злосчастный Петр Федорович, то-то радуется унижению той, коя замыслила и осуществила его ниспровержение!

Катерина Романовна даже и сама не помнила, что и кому тогда наговорила в горячности (забыв, кстати, и о том, что каждому слову истинно великих людей всегда внимает множество недоброжелателей, так и норовящих истолковать их речи на свой превратный салтык). Однако на другой день к ней ворвался возмущенный супруг, только что получивший от государыни послание следующего содержания: «Я от всей души желала бы не забыть заслуги княгини Дашковой вследствие ее собственной забывчивости; напомните ей об этом, князь, так как она позволяет себе угрожать мне в своих разговорах…»

От потрясения Катерина Романовна заболела. Императрица ни разу не прислала спросить о ее здоровье. Бывши между жизнью и смертью, княгиня Дашкова одушевлялась лишь мыслью о книге, которую она когда-нибудь напишет и в которой всем воздаст по заслугам…

* * *

Произведение, называемое «Моя история» («Mon histoire»), или, чаще, «Записки княгини», Катерина Романовна уселась писать 10 февраля 1804 года – спустя сорок два года после достопамятного государственного переворота, в результате коего российской императрицей сделалась Екатерина Вторая. За эти годы много всякой-превсякой воды утекло, а уж народу переселилось в мир иной… Катерина Романовна схоронила супруга и старшего сына, потом – отца, дядюшку-канцлера (бывшего), сестрицу-фаворитку (тоже бывшую)… Умерла даже сама императрица, которая своей неблагодарностью и неприязнью сделала существование Катерины Романовны невыносимым настолько, что та отправилась путешествовать за границу.

Объехала княгиня Дашкова, без преувеличения, всю Европу, побывала в Ирландии, Шотландии, Англии, Бельгии, во Франции, в Италии, поражая своим живым умом и знаниями людей поистине выдающихся: знаменитых писателей-философов Дидро и Вольтера, ученых Робертсона, Фергюссона, Блэка, Смита, математика Д’Аламбера, актера Гаррика, историка Рейналя, балетмейстера Гарделя, скульпторов Гудона и Фальконе. Княгиня встречалась с французской и английской королевами, с польским, сардинским и неаполитанским королями, австрийским императором, беседовала с папой римским… Конечно, слухи об ее успехах в Европе дошли до ее бывшей подруги, и, когда Дашкова вернулась, императрица назначила ее, сорокалетнюю даму, директором Академии наук.

Внешне отношения между двумя Екатеринами (Большой и Малой, как называла Дашкова свою подругу и себя) были теперь наилучшие: на столе императрицы всегда стоял готовый куверт для княгини Дашковой, которая, возможно, захочет прийти… С главным любовником государыни, князем Потемкиным, Катерина Романовна также сохраняла отношения наилучшие, забыв и ревность, и то более глубокое чувство, которое эту ревность пробуждало. Правда, к графу Орлову она до конца дней своих хранила лютую неприязнь, которая была взаимной. Как-то раз они встретились в Англии после памятного переворота спустя много лет, и Орлов, увидевши сына Дашковой, Павла, с коварной улыбкою сказал, что юноше нельзя появляться в Петербурге, не то императрица, которая известна своим пристрастием к молоденьким красавчикам, непременно пожелает иметь его для себя. На самом деле все обошлось, но этого выпада Катерина Романовна Орлову так и не простила.

Между прочим, крайнюю неприязнь испытывала княгиня и к прусскому королю Фридриху II. Его величество снискал немилость Катерины Романовны тем, что однажды выразился:

– Все было сделано Орловыми. Конечно, княгиня Дашкова тоже пахала, но только сидя на рогах у быка.

Нетрудно догадаться, что речь шла о перевороте, в котором Дашкова продолжала приписывать себе ведущую роль.

Между прочим, не исключено, что она пожалела о столь бурном полете своей фантазии, когда умерла Екатерина, а ее наследник Павел Петрович немедленно начал санкции против участников достопамятного комплота, который привел к смерти его отца, а к власти – его мать, столь долго не подпускавшую к трону великовозрастного сына (а ведь обещала: только регентшей будет, регентшей…).

При Павле Дашкова была «разжалована в рядовые» и сослана в глухую деревню, где ей привелось жить в крестьянской избе. Не сразу дозволено ей было переехать в ее калужское имение. Александр I вернул все на круги своя, однако Катерина Романовна в столицу более не вернулась, а жила в своей вотчине – Троицком, чувствуя себя там поистине самовластной императрицею и вспоминая былые заслуги.

Спору нет, ей было чем гордиться, ведь в академии Дашкова оказалась в своей стихии! Она навела порядок с финансами академии, в библиотеке, архивах, научных коллекциях (особенно по минералогии), типографии, начала строительство новых зданий…

Возглавив Российскую академию, Катерина Романовна затеяла издание первого толкового словаря русского языка. Она сама участвовала в составлении отдельных статей и объяснении понятий, лично подобрала слова к статьям про буквы Ц, Ш и Щ и предложила для слов вроде «ёлка» или «ёж» вместо двух букв «io» употреблять одну, за что все мы должны сказать ей превеликое спасибо. Представьте себе только, что, если б не она, мы бы пели: «В лесу родилась iолочка…»

Дашкова основала литературные журналы «Собеседник любителей российского слова» (в котором, кроме Державина, Фонвизина, Богдановича, Капниста, Княжнина, печаталась и сама, чаще всего под псевдонимом Россиянка или Благородная Россиянка) и «Новые ежемесячные сочинения». Возобновила издание «Nova acta Academiae Petropolitanae sсientiarum», сотрудничала в журналах «Невинное упражнение» (1763), «Друг просвещения» (1804-1806), «Опыт трудов Вольного российского собрания» (она была членом сего общества), написала ряд статей по истории для «Словаря Российской академии».

Заслуги Катерины Романовны в развитии российской науки неоспоримы. Однако того же нельзя сказать о ее заслугах в развитии русской истории…

Мемуары – сочинения исторические и претендуют как бы на некую объективность. Но ведь не может считаться объективным историческим источником сочинение, которое, во-первых, редкостно субъективно и полно всяческих приятных домыслов, а во-вторых… во-вторых, оно, может быть, и было начато Дашковой (судя по предисловию), но совершенно неведомо, кто его дописывал потом.

Оригинала рукописи не сохранилось. Копию (лишь частично сделанную рукой автора) вывезла в Англию по просьбе Дашковой, которая якобы опасалась российской цензуры – при Александре-то?! – прелестная молодая дама Марта Вильмонт, ирландка, долгое время жившая вместе со своей двоюродной сестрой Кэтрин в имении Дашковой и оставившая пространные заметки о пребывании в России.

Марта (порою ее называют Мэри, хотя вообще неведомо, как ее точно звали) была последней и самой пылкой любовью Катерины Романовны, которая после возвращения в Россию из европейского путешествия уже не давала себе труда скрывать свои тайные пристрастия. О них, кстати, прекрасно знала Екатерина – и по собственным догадкам, и на основании шпионских донесений Анны де Пальме, своей секретной агентессы.^[10] Истории любовных похождений Катерины Романовны императрицу немало веселили, однако она держала их в великой тайне и унесла с собой в могилу – пожалуй, в знак признательности за «боевые заслуги» княгини Дашковой.