Читать книгу - "Игры судьбы - Любовь Матвеева"

те живы. Никому не говорила она, что свечи в церкви ставила «во здравие», а не «за упокой». Ещё сочтут односельчане сумасшедшей, ведь и товарищ Ивана, приезжавший на побывку ещё в сорок четвёртом году, уверял, что Иван погиб на его глазах в 1941 году, под Одессой. Правда, потом и сам пропал в этой мясорубке… Уже и мужа – отца Ивана – не стало, умер несколько лет назад, а мать всё болела за своих деток: неужели где-то лежат их косточки, и не могла такого представить. Да разве для того матери рожают детей, чтобы мочь себе такое хотя бы вообразить?

Когда-то они сами, их деды и прадеды жили на Украине. В двадцатые годы были раскулачены и сосланы на Волгу, в Сызрань, обжились со временем и там. Первого сына, Ивана, призвали в 1939 году, послали служить на Западную Украину, почти на их родину. Через два года пошёл служить второй сын, Алексей. И тут – война! Старшие сыновья воюют, младший же сын попадает, как немец, уже не в армию, а в трудовой лагерь, престарелых же родителей с Волги, ввиду приближающихся фашистов, высылают сюда, в Северный Казахстан. Идут репрессии немецкого населения, снова отнимают имущество, семьи раскалываются, одних – сюда, других – туда, люди теряют связь друг с другом.

Федосья с мужем поселились под Мамлюткой, горевали о сыновьях. И чёрный день настал – пришла похоронка на Ивана. Алексей продолжал воевать, писал письма, но через год пришла похоронка и на него. Война закончилась. Николай из лагерей вернулся живой и почти здоровый, женился, пошли дети, завели хозяйство. Все вместе много работали, и труды стали окупаться. Новый, хороший дом построили уже в самой Мамлютке. На жизнь было грех жаловаться, вот только после переезда в новый дом все связи с родиной, с родными и знакомыми, были окончательно утрачены.

И вдруг эта странная цыганка, эти непонятные слова, эта невероятная надежда… Был бы сын живой, нашёл бы их, сообщил о себе… Впрочем, куда? Давно никто не знает, где они осели, а кто и знал, сами давно пропали… Да и им самим ничего о других не известно… Старая Федосья теребила сына, сноху, те стали предпринимать активные попытки выйти на связь с родными, знакомыми, бывшими односельчанами.

И что же? Иван в самом деле нашёлся, живой! Оказалось – живёт

он с семьёй в Новосибирске! И наступил день, когда на перроне Мамлютского вокзала он обнял своих родных! Почти неузнаваемый, но близкий и родной!

Я не берусь описать чувства матери, почти двадцать лет не видевшей сына и большую часть этого времени считавшей его погибшим… Разве можно найти для этого слова? А в Мамлютке Ивану понравилось – семья Николая жила

намного зажиточнее, сытнее и вольготнее, чем его семья в большом городе.

– Переезжайте к нам, поможем и построиться, и хозяйство завести, чего вам жить впроголодь? – звали его Николай и мать, решено было соединиться. Через год Иван снова приехал уже на похороны матери – то

ли её сердце радости не вынесло, то ли она сама запрограммировала себя дождаться встречи. И снова было решено – надо соединяться, переезжать в Казахстан! Но вдруг в 1957 году немцам разрешили вернуться в Поволжье! И переехал Иван в Сызрань, куда его давно тянуло. А Николай стал нашим земляком. Он по-прежнему живёт в Мамлютке. От него самого я и узнала эту удивительную историю…

ЖИЗНЬ – ПОЧТОВЫЙ ТРАКТ

«Хотя шуба овечья, да душа человечья» (укр. пог.)

А ведь не настолько далеко в историю ушло такое явление, как «почтовый тракт». И в нашем городе Петропавловске до недавнего времени жил человек, который родился на «бекете». Так казаки называли почтовые

станции. Это Михаил Григорьевич Скиданов, он прожил почти сто лет, и от него я узнала много интересного.

«Кто не проклинал станционных смотрителей, кто с ними не бранился? Погода несносная, дорога скверная, ямщик упрямый, лошади не везут – а виноват смотритель!..» Знакомые строчки? Ну, конечно – Пушкин! Вплоть до первых лет советской власти, несмотря на наличие телеграфа и железной дороги, существовал и Сибирский почтовый тракт. На нём и стояло село Рублёвка – одно из связующих звеньев почтовой связи между Петропавловском и Карагандой.

Верстовые столбы отмеряли точно по двадцать пять вёрст от одной станции до другой, где на постоялом дворе можно было отдохнуть, заказать чаю или варёных яиц, дождаться лошадей, а то и переночевать. Здесь шла регулярная перевозка пассажиров, грузов и – самое главное – ГОСУДАРСТВЕННОЙ ПОЧТЫ! Станция обычно представляла двухэтажное деревянное здание, Рядом – никаких пристроек, сараев строить не позволялось, очевидно, из соображений пожарной безопасности. В нашей местности содержателями станций обычно бывали казаки. Государство заключало с ними контракт и давало ссуду на приобретение сорока пяти – пятидесяти лошадей.

В Петропавловске бекет находился в районе нынешней ГАИ, около старой крепости. Там до сих пор сохранился двухэтажный дом, похоже, он и был бекетом. Заведовал им в последнее время существования некий Попов.

Корольковы – потомственные почтосодержатели в Астраханке, а Першины – в Богодуховке. А станционным смотрителем в Рублёвке был старый новоникольский казак Суставов. В селе его любили за трудолюбие и весёлый нрав, и в свои восемьдесят лет он исправно содержал почтовую станцию.

Как и на других станциях, здесь сновали государственные чиновники по своим делам, предъявляя подорожную грамоту, требуя свежих лошадей. За молодыми конюхами здесь приглядывали старшины – с них был особый спрос, ведь почтовая лошадь – не крестьянская доходяга. Особый корм – овёс и сухари – обусловливал лёгкость конского хода и выносливость в дороге! Ямщиков держали человек двенадцать – обычно из числа казахов, за шесть рублей в месяц, это была хорошая работа, ею дорожили.

«Почта прибыла!» – новость разносилась мгновенно, ни секунды промедления! Большие кожаные баулы с двумя ручками – какой на половину, а какой и на весь центнер весом, с документами, деньгами и ценными посылками бережно переносятся в другую повозку и… только свист ямщицкой плети раздастся, да пыль заклубится вслед… Но иногда, случалось, не хватало лошадей, тогда выручали местные жители. Во всяком случае, в окрестности станции многие этим и жили.

Хоть и быстро бегали почтовые лошади, а новости по стране, особенно до деревень, доходили туго – газеты в селе имели право получать только поп да учитель. Когда в начале века в Японии случилось жуткое землетрясение и четвёртая часть этой