Читать книгу - "Осень в Шотландии - Карен Рэнни"

С чего бы ей думать о таких вещах? А потом она задумается и о других его привычках. Часто ли он принимает ванну? Чистит ли зубы два раза в день? Хотя, если судить по его ослепительной улыбке, он наверняка заботится о зубах. Не хватало еще поинтересоваться его бельем! Потом она задумается о вещах, о которых ей совсем не следует думать. Например, как часто он ей изменял и с кем?

Значительно полезнее будет сосредоточиться на действительно важном вопросе: зачем он вообще вернулся в Балфурин?

Тут дверь приоткрылась, и в щелку заглянула Мейзи.

– Ваше сиятельство, он не приходил есть.

Кто подразумевался под словом «он», было ясно без слов.

– Неужели теперь весь замок не будет ни есть, ни спать, потому что Джордж забыл поесть? – с насмешкой в голосе спросила Шарлотта. – Он занят. Какое-то дело. И не спрашивай какое, сразу скажу тебе, что понятия не имею. – Шарлотта нахмурилась, опустив взгляд на чернильницу, и раздраженно передвинула ее на прежнее место.

– Служанка внизу видела, как господин граф шел в направлении старого замка, ваше сиятельство, – сообщила Мейзи, выжидающе глядя на хозяйку.

– Вот как? – Интересно. Странное место для Джорджа. Или нет? Если, конечно, верить его словам.

Мейзи все стояла в дверях.

– Мейзи, я абсолютно не собираюсь идти за ним следом.

– Конечно, конечно, ваше сиятельство. Мэтью тоже не завтракал.

– Съели эти двое свой ленч или нет, наша жизнь не должна рушиться, мне все равно следует заниматься обычными делами.

– И что это будут за дела, ваше сиятельство?

Мейзи не пыталась шутить, просто хотела получить приказания. Беда состояла в том, что никаких особых дел не было. Именно сегодня. Последние четыре-пять недель они только и делали, что готовились к этому дню, дню прощания с ученицами. Мечтали остаться в почти пустом замке, отдохнуть от напряженных, строго расписанных занятий.

Впервые за несколько месяцев Шарлотта была свободна, если только можно говорить о свободе, когда где-то рядом в доме ежеминутно чувствуешь присутствие Джорджа.

– Он мог не знать, ваше сиятельство, что мы приготовили ему еду. Я имею в виду Мэтью.

Услышав грустные нотки в голосе девушки, Шарлотта бросила на нее проницательный взгляд:

– Разве ты не собиралась навестить родителей, Мейзи?

– Только в следующем месяце, ваше сиятельство.

– Я могу отпустить тебя пораньше. Если хочешь, можешь ехать на следующей неделе.

– Благодарю вас, ваше сиятельство, но не стоит, – отвечала горничная. – Они не ждут меня раньше. Может быть, мне пойти поискать его? Он ведь голоден.

– Мейзи, Мэтью – взрослый мужчина. Если он голоден, то отлично сумеет разыскать кухню.

– О нет, ваше сиятельство. Мэтью ни за что не решится. Скорее умрет от голода, чем доставит кому-нибудь беспокойство.

Шарлотта вздохнула:

– Очень сомневаюсь, Мейзи, что такое может произойти.

Мгновение помолчав, горничная заговорила снова:

– Кухарка говорит, что может подогреть суп, но барашек подсохнет.

– Барашек? Я не помню, чтобы нам подавали барашка. И сколько же всего было блюд? – спросила Шарлотта.

Мейзи вспыхнула и сделала шаг назад.

– Я скажу кухарке убрать пока все. Может быть, его сиятельство пожелает обедать пораньше.

Шарлотта встала, обошла стол, разглаживая ладонями юбку.

Каждый день приносит что-то новое. Кто недавно это сказал? Учительница французского, мадемуазель Дувье. Эта женщина во всем умеет найти нечто хорошее. Что бы она сказала в этой ситуации? Она француженка, а значит, в отличие от леди Элинор, дала бы какой-нибудь романтический совет.

– Джорджу придется самому о себе позаботиться. Как и Мэтью. Они не умерли от голода до приезда в Балфурин и, без сомнения, не умрут, пока будут здесь. В конце концов, они не дети, а взрослые мужчины. Нечего с ними носиться. Мейзи, я не допущу, чтобы мое хозяйство пришло из-за них в полное смятение.

– Да, ваше сиятельство, – пробормотала девушка.

Будь Джордж уродом, женщины Балфурина не рвались бы ему услужить.

Шарлотта закрыла дверь и вернулась за стол, довольная, что Мейзи не стала спорить. Сама она действовала неразумно и знала это, а оттого еще больше впадала в беспричинный гнев.

Туман часто окутывал развалины старого замка, особенно по утрам весной и осенью. С одной стороны древней постройки сохранилась высокая стена с массивным арочным входом, вся заросшая темно-зеленым лишайником. Высокие колонны, некогда поддерживавшие тяжелую крышу, отбрасывали длинные узкие тени.

Мальчишками они с Джорджем часто тут играли. Диксона завораживали рассказы о первом графе Марне, а его могила была тем местом, куда шестилетний Диксон приходил набираться мужества, прежде чем решиться на дерзкий поступок. Позже он навещал графа, когда был в смятении или даже нуждался в совете, находя странное удовлетворение в том, чтобы высказать свои трудности вслух.

Диксон никогда не верил в привидения, но полагал, что именно здесь они могли бы существовать. Тишина была такой плотной, что казалась осязаемой. Она словно обнимала Диксона, приветствуя его и напоминая о времени, когда он был мальчишкой.

Диксон спустился на пять ступенек у края фундамента, свернул направо и, не задумываясь, прошел по еще десяти ступеням вниз к подвальному этажу. Фундамент давно раскрошился, и сейчас лучи света проникали прямо в склеп. Лужи блестели на солнце, в воздухе ощущалась влага от пролетевшей бури.

Колонны поднимались от каменного пола и, расширяясь кверху, уходили к сохранившемуся сводчатому потолку. Все пространство стен и потолка было украшено искусно вырезанными в камне побегами винограда, которые по углам сплетались в каменные венки. Мотив венка много раз повторялся в резном убранстве склепа. Диксон все пытался припомнить, имеет ли эта круговая форма какое-нибудь особое символическое значение, например, возрождение или обновление? Если так, то склеп – самое подходящее место для этого.

В течение многих лет существовали планы перенести место упокоения предков поближе к современному замку, но денег так и не нашлось – потребности живых всегда преобладали над памятью о мертвых.

Не слышалось ни одной птицы. В ближнем лесу не шумел ветер. Не шуршали мыши. С ветвей не упал ни один лист. От нынешних обитателей этого места Диксона отделял лишь звук его собственного дыхания.

С минуту Диксон постоял в тишине. В склепе все оставалось так же, как и много лет назад, пожалуй, только слой опавших листьев стал толще. Склеп, как сама смерть, оставался неизменным.

Первый граф Марн в одиночестве лежал в центре склепа. Каменный саркофаг венчался фигурой самого графа в полный рост в доспехах. Его рука держала меч длиною от середины груди до колен. Рядом был изображен щит с гербом графа.