Читать книгу - "Хороший мальчик. Строптивая девочка - Алиса Евстигнеева"

— Ага, мужик меня бросил, — использую я его объяснение, которым он когда-то вывел меня из себя в баре.

— Дебильная была мысль.

— Дебильная, — соглашаюсь с ним.

Интересно, если б я тогда так бурно не отреагировала на эту его фразу, чем бы закончился наш разговор? Разошлись и забыли? Может быть, он всё ещё общается со мной из-за того несчастного дайкири?

— Так ты мне скажешь или нет?

-Нет? — предлагаю я самый очевидный ответ.

Стас вымученно вздыхает, возможно, пытаясь сказать тем самым, как я его достала.

— Хорошо. Тогда у тебя есть альтернатива. Выбираешь из двух вариантов. Либо ты мне сейчас рассказываешь, что сегодня повергло тебя в такой транс, а ты в нём, и не спорь. Либо же мы с тобой будем говорить о нас, — последнее он произносит особо нагло, отчего я закашлялась.

— О чём?! О нас?! Чернов, ты сдурел, какое «нас»?! — пытаюсь смеяться я, но выходит как-то истерично. Даже на кровати подпрыгнула, чем потревожила спящего Бонифация, который теперь недовольно завошкался рядом со мной.

— То есть ты всё-таки второй вариант выбрала? — с напором начинает Стас. — Отлично. Вера, ты мне…

— Стой! — панически перебиваю я его. Хотя видит Бог, как же мне хочется услышать продолжение, но остатки инстинкта самосохранения вопят о том, что надо бы вообще бросать трубку, хватать вещи и бежать до Канадской границы. — Я с отцом сегодня встречалась. Слышишь? С отцом.

Чернов выдерживает паузу, словно давая мне свыкнуться с мыслю о том, что я наконец-то решилась ему хоть что-то рассказать. А мне страшно, я боюсь его вопросов, боюсь того впечатления, которое может у него сложиться обо мне, боюсь, разочаровать.

— Вы поругались? — осторожно предполагает он.

— Мы и не мирились, — нахожу я самое правдивое объяснение происходящему.

— Не хочешь говорить?

— Я не умею об этом говорить, — почти отчаянно признаюсь я.

— Почему? — он задаёт слишком много вопросов. Ненавижу вопросы… Ненавижу, когда их адресуют мне. Потому что за ними обычно стоит либо любопытство, либо жалость. И мне не надо ни того, ни другого.

Но Стас, он какой-то другой. Он не стал бы сейчас приставать ко мне лишь из-за одного желания узнать что-то жаренькое обо мне. И это не жалость… Жалость она звучит иначе, более снисходительно и покровительственно. А Стас… кажется, он переживает за меня. Ему не всё равно. Наверное. Эта мысль в очередной раз за этот день пугает меня. Но я так устала бежать, так устала отталкивать его.

— Потому что у меня совершенно бредовая история, больше смахивающая на сюжет какой-нибудь бразильской мыльной оперы. Знаешь, раньше такие часто показывала по первому каналу? Я в детстве их очень любила. Вот видимо и долюбилась, — тараторю я всё, что приходит мне на ум, лишь бы не углубляться в пояснения.

— Я люблю бредовые истории, — пытается уговорить он меня.

— Нет, Стас, ты не понимаешь.

— Думаешь, я настолько туп?! — неожиданно резким тоном злится Чернов.

Закусываю нижнюю губу, уже жалея, что вообще решилась на этот разговор.

— Нет, — шепчу очень тихо.

— Тогда что? — спрашивает Стас уже более спокойно, но всё так же напряжённо.

— Просто… Просто это реально дрянная история. Моя семья, она не такая… как твоя.

Стас достаточно грубо хмыкает.

— Вот откуда ты вообще умудряешься делать выводы о моей семье? Ты ведь обо мне тоже ровным счётом ничего не знаешь.

— Я тебя самого знаю, — заявляю излишне уверенно.

— Откуда?! Я-то себя до конца не понимаю… А ты так легко об этом говоришь.

Я жмурюсь, понимая, насколько это всё глупо. Но сделать со своими убеждениями тоже ничего не могу.

— Ты хороший.

— Это преступление?! — возмущается он.

— Нет, не преступление. Просто, это означает, что… что всё у тебя в жизни хорошо было. И что тебе просто не нужна вся моя… дурацкая драма.

В трубке раздаётся нервный смех.

— Зашибись логика. А то, что если бы сериал о твоей семье показывали по первому каналу, то моей самое место на втором? Или того хуже… где-нибудь на кабельном в разделе индийских фильмов.

Я упрямо молчу, не зная, что можно сказать на это.

— Это как у Толстого, — продолжает Стас. — Про то, что все семьи несчастны по-своему. Если я тебе скажу, что в моей истории событий на десять жизней вперёд хватит, тебе легче станет?!

— Стас, я не об этом…

— Зато я об этом! — безапелляционно восклицает он. — Что тебе такого рассказать о себе, чтобы ты уже отпустила всю эту хрень?! Когда мама меня родила, ей было шестнадцать. Этого достаточно? Нет? Однажды мои родители чуть не развелись, потому что… Потому что чуть не развелись! Так сойдёт? У меня ещё гора всего. Как насчёт того, что мои родители даже не встречались толком, когда вдруг обзавелись мной, первоначально планируя сделать аборт?! А то, что я однажды напился и подрался с отцом? Лучше? Все ещё идеально?

Его несёт. Его лихорадит. Он говорит зло и как-то отчаянно. Так, если бы каждая фраза давалась ему особенно тяжело, но и остановиться он тоже не может.

— Стас! — вклиниваюсь я в его отповедь, и он удивительно быстро останавливается, но молчит, лишь тяжело дыша в трубку. — Стас…

Я не знаю, что говорить, потому что тоже чувствую его боль… его злость… его обиду. Горячие слёзы катятся по моим щекам, и мне остаётся только радоваться тому, что он не может этого видеть. Бонифаций, разбуженный повышенным тоном нашего разговора, тыкается мне в ладонь, пытаясь успокоить. Наверное, у него в роду где-то были кошки….

— Вера, — уже чуть спокойней начинает Стас. — Пойми ты уже, не бывает идеальных семей. Если не хочешь говорить, не говори. Но тогда… Тогда зачем вообще это всё, если ты не можешь мне доверять?

Что он имеет в виду под «вообще это всё», я не уточняю, потому что сейчас ни разу не об этом

— Я доверяю тебе, — обречённо признаюсь я. — Очень хочу тебе доверять.

Стас рвано выдыхает, окончательно беря себя в руки.

— Я давлю на тебя? — то ли спрашивает, то ли утверждает он.

— Да…. Нет… Не знаю. Просто…

— Просто ты ещё не готова?

— Не готова, — на автомате повторяю за ним. — Но я расскажу тебе.

Долго подбираю правильные слова, которых просто нет на этой Земле. Как можно спокойно описать то, что ты в корне считаешь неправильным? Если ты и себя считаешь в принципе одной сплошной ошибкой, без которой просто не было бы всей этой истории. А потом всё-таки решаюсь, с силой прижимая к себе подушку Стаса.

- Знаешь, когда мои родители встретились, мой отец был глубоко и надёжно женат. И вовсе не на моей маме. И когда я родилась, он всё ещё так же оставался глубоко и надёжно женат, и всё ещё не на моей маме.