Читать книгу - "Разрешите влюбиться - Елена Сокол"

— Привет. — Улыбаясь сквозь слезы, я вошла в палату.

В комнате с белыми стенами мерно попискивали датчики, шумел аппарат. Мамочка лежала неподвижно, словно находилась в глубоком сне. После чужой вечеринки, на которой я была непрошенным гостем, после вида веселых пьяных ребят, их жестоких игр, глупых споров, их смеха и выпивки это место казалось каким-то другим миром. Настоящим. И от этого более жестоким и злым.

Мне стало стыдно, что от меня все еще пахло мужским парфюмом, адреналином и беззаботностью. Стыдно за то, что я вообще могла думать о парнях, пока она лежала здесь неподвижно и ждала меня. И ужасно совестно за то, что я каждый день разговаривала с ней, читала книги, конспекты, улыбалась, пыталась казаться позитивной, и внушала ей, что все будет хорошо. В то время, как все, что ее ждало, это один из миллиона шанс очнуться и узнать, что больше ничего нет — ни ее мужа, ни скотины, которую пришлось срочно продать, чтобы оплатить лечение, ни уюта в маленьком деревенском доме, который все сильнее приходил в упадок в ее отсутствие, ни порядка в огороде, заросшем за лето высокой травой.

И вместо того, чтобы говорить ей правду, я все это время рассказывала ей о том, как люди по всему свету чудесным образом возвращались из комы, в которой проводили и двенадцать, и двадцать, и тридцать лет. И все потому, что рядом были их родные, у которых тоже ничего, кроме надежды, не оставалось.

Я всё звала, звала ее обратно. Просила проснуться. Но ничего не выходило.

— Отлично выглядишь. — Села на стул рядом с ней.

Не плакать.

Ни в коем случае нельзя показывать своих эмоций. Иначе, ей тоже будет тяжело. А этого никак нельзя допустить — мы только восстановились после пневмонии. Хорошо, что врачи вовремя заметили симптомы и назначили антибиотики. Они сказали, что такое часто бывает у тех, кто находится на аппарате.

— У меня сегодня был ужасный… — прикусила язык. — Ужасно интересный день…

Накрыла ее теплую ладонь своей.

Смотреть на маму было больно. Она и до аварии была худенькой, а теперь и вовсе была похожа на скелет, обтянутый кожей. Мышцы с каждым днем исчезали все больше.

— Я встретила человека. — Мне очень хотелось, чтобы она меня сейчас слышала. До боли сжала губы. — Не понимаю, почему, когда тебе кто-то реально нравится, тебе становится все равно даже на то, что он козел?

Молчание.

— Это идет откуда-то изнутри и словно бы не зависит от меня вовсе. — Я медленно втянула носом воздух и шумно выдохнула. — Не то, чтобы я не замечала его раньше… Замечала конечно. Но сегодня мы столкнулись. Близко. Даже несколько раз. Я увидела его глаза. И всё. Больше не могу думать ни о чем другом. Знаю, что только хуже себе сделаю. Что нельзя мечтать о таком, как он. Но ничего не могу с собой поделать… Тебя тянуло к чему-то очень плохому, мама?

Посмотрела на нее. Она была привычно безучастна ко всему. Я сжала ее пальцы, погладила их, а затем положила на них сверху свое лицо. Уткнулась лбом в ее бок и сильно зажмурилась, умоляя слезы прекратить. Но и они тоже меня не слышали — стекали упрямыми горячими ручейками по щекам, капая на теплую кожу ее руки.

— Не знаю, что со мной. — Призналась, всхлипывая. — Я будто свежего воздуха сегодня хлебнула. Во всей этой круговерти с учебниками, заданиями, с постоянными попытками успеть всё на свете вдруг заметила, что кроме серости в жизни есть что-то еще. И кто-то еще. Не хочу думать о нем и не могу. Знаю, что такой, как Рома, уж точно не для таких, как я. И все, что его во мне интересует, это возможность победить в споре. Азарт. Но все равно я чувствовала себя сегодня безвольным мотыльком, который летит к огню, чтобы обжечься. Потому что по-другому никак. Мам?

Безмятежность. Она не собиралась отвечать мне, хотя мне так нужен был ее ответ.

— Я очень люблю тебя, мама. — Проговорила тихо. — И мне очень одиноко. Может, все из-за этого? И это просто фантазии глупой девчонки. По сути ребенка…

Закрыв веки, снова увидела его лицо. Это явно было чем-то нездоровым. Или… наоборот?

* * *

Звонок мобильного ввинчивался в мою голову как саморез.

— А? Что? Чего? Где? — С трудом оторвав голову от подушки, поняла, что это не подушка была вовсе, а больничный матрас, и я все еще находилась в палате мамы. А рядом с моим лицом неподвижно лежала ее рука.

От окна лился свет. Где я? Что произошло? Я что, вторую ночь на стуле провела?

— Настя, у тебя телефон.

— Чего? — Потерев веки, уставилась на медсестру Елену Викторовну, которая пыталась в этот момент измерить маме давление.

— Ты уснула вчера, я не стала тебя будить. Просто подвинула стул ближе и накрыла тебя одеялом. Думала, ты проснешься, и я постелю тебе в сестринской, но ты даже в такой неудобной позе умудрилась проспать утренний обход.

Телефон надрывался. Пошарила по карманам.

— Здесь и врач был?

Она кивнула. Уголки ее губ изогнулись в легкой полуулыбке.

— Ты только не переживай, все наши всё понимают. Мы не хотели тебя будить.

Не удивительно. В последнее время я готова была убивать за лишние пять минут сна, но упорно продолжала думать, что мое тело сделано из адамантия и не нуждается ни в отдыхе, ни в сне, ни в восстановлении. Вот до чего себя довела — засыпаю сидя и где придется.

— Алло. — Ответила на звонок телефона.

— Ежова, ты где? — Олькин голос. — Опять в общаге не ночевала!

Перед глазами промелькнули воспоминания о вчерашнем.

— Да… — Озадаченно почесала голову. — В больнице у мамы уснула.

— А мне сказали, что видели тебя на вечеринке у Гая! Ты что там делала? Все только и обсуждают, что вы вчера вместе были. Помогаешь ему спор выиграть?

— Боже, нет. — Я встала. Шея ужасно ныла, кости ломило, затекшие мышцы молили о пощаде. — Ничего у нас не было. — Покосилась на Елену Викторовну, затем на маму. — Я вообще там по другому поводу была. И ежа своего потеряла.

— Кого?

— Ежа. — Вздохнула.

Удивительно, как меня из больницы еще не погнали.

— Ты что, пьяная? — Встревоженно.

— Вроде нет. — Направилась к раковине. — А который час? О господи!

— Что такое? — Испугалась Оля.

— Ох… — Уставилась в отражение, тщетно пытаясь поправить свободной рукой взбесившиеся волосы. — Думала, что чудище завелось в палате, а это зеркало оказалось.

— Еще бы… — Послышались Олины шаги. — Ой. Насть, а лекции уже через полчаса начнутся. Нужно бежать. Ты придешь?

От паники у меня глаза разбежались, да так, что не смогли сразу сбежаться обратно.

— И… иду, конечно! — Заметалась, отыскивая глазами свою сумку. — Только ты возьми мои учебники и все, что необходимо, ладно?