Читать книгу - "Все страсти мегаполиса - Анна Берсенева"

Наверное, надо было добавить «бабушка», но она не могла. Старушка не вызвала у нее сентиментального умиления – только торопливую неловкость.

– Капустки купи, детка, – прошелестела старушка.

– Зачем тебе капустка, бабка? – возмутился алкаш. – У тебя и зубов-то нету!

– Хоть во рту кисленькое подержу, – ничуть не обидевшись, ответила старушка.

Соня купила старушке капусту, ту же, которую выбрала для себя, мандарины, помидоры и направилась к выходу с рынка. Старушка зашелестела за нею.

У выхода продавались цветы и еще какие-то букеты из веток. Соня подошла поближе, чтобы их разглядеть. Ветки оказались можжевельником. От них шел едва уловимый, но знакомый и любимый запах – гор, моря, Крыма.

– Дайте один, – сказала Соня продавщице.

– Правильно, девушка, берите, – обрадовалась она. – Духовитый, правда же?

– Купить вам? – обернулась Соня к старушке.

– Купи, детка, купи, – закивала та.

– Бабка, ты чего, совсем сдурела? – возмутился алкаш, который все это время тоже не отставал от Сони. – Зачем он тебе? Это ж банный веник!

– В вазу поставлю, – объяснила старушка. – Запах-то в самом деле какой...

– Возьмите.

Соня протянула ей можжевельник.

– А тюльпаны? – возмутился алкаш. – Тюльпаны-то всяко лучше, чем иголки!

– Да что ты мне свои тюльпаны суешь? – наконец не выдержала Соня. – Оборвал где-то клумбу и лезешь!

– Ничего я не оборвал, – обиделся тот.

– А где же ты их взял?

– В урне, – честно ответил алкаш. – Нет, ну ты представь: он ей – бац, букет! А она его вот так вот берет – и бросает! А ты такие цветы покупать не хочешь!

Тут Соня наконец расхохоталась.

– Ну давай свои цветы, – сказала она. – Сколько?

– На бутылку.

– Пива. В воспитательных целях.

– Ладно, давай хоть на пиво, – не стал спорить алкаш. И неожиданно продекламировал: – «Не жалок ей нищий убогий – вольно ж без работы гулять! Лежит на ней дельности строгой и внутренней силы печать». Николай Алексеевич Некрасов, поэма, – с чувством добавил он, сунул Соне в руки букет и исчез так мгновенно, будто его ветром сдуло.

Соня бросила цветы в урну, может, в ту же самую, из которой они недавно были добыты, снова засмеялась и пошла к Сивцеву Вражку.

Настроение у нее переменилось так незаметно, что она лишь теперь это поняла. Только Москва обладала таким непонятным свойством – подбрасывать странные события, вот как сегодня, которые и не события даже, но покалывают воображение множеством неожиданных иголочек.

Петя уехал в Сандуны: он с друзьями ходил в баню не тридцать первого декабря, а каждую субботу. Алла Андреевна еще не вернулась с занятий. И Соня готовила баклажаны в одиночестве, и ей было так весело, что они получились не просто съедобные, но, кажется, вкусные.

Алла Андреевна вернулась с гостем – в прихожей послышался мужской незнакомый голос. К Соне в кухню они не заглянули, сразу прошли в кабинет. Правда, через пять минут Алла Андреевна зашла в кухню одна.

– Покормишь нас, Соня? – спросила она. – Ну и запах! Петьку ждать не будем. Пока он там парится, мы тут от раздражения рецепторов помрем.

– Уже готово, садитесь, – кивнула Соня. – Только хлеб нарежу.

– Через полчаса. Нам еще по переводу беседовать. К сожалению, – еще раз втянув в себя острый баклажанный дух, добавила Алла Андреевна.

Гость, с которым она через полчаса явилась в кухню, был, наверное, ее ровесником. Ну, может, чуть помоложе. Соня давно уже заметила, что именно в возрасте «за сорок» в мужском взгляде появляется то выражение равновесия, в котором нет ни глупого молодого любопытства, ни вялого старческого равнодушия.

Такой взгляд и был у гостя Аллы Андреевны.

– Герман Александрович, мой коллега, – представила она. И уточнила: – Но мне до него, как до Эвереста. А это Соня.

Кто такая Соня, она уточнять не стала. Наверное, это не могло интересовать ее коллегу, тем более такого, до которого, как до Эвереста. Соню же заинтересовал в нем только лоб. Вернее, необыкновенный рисунок морщин у него на лбу. Они были не старческие, а какие-то совсем другие, особенные, и прочеркивали его лоб так замысловато, что напоминали лабиринт.

– Очень приятно, – сказал Герман Александрович.

– Мне тоже, – кивнула Соня.

– Ну хватит, хватит расшаркиваться, – поторопила Алла Андреевна. – Есть же хочется!

С первых дней своей жизни в квартире Дурново Соня заметила: насколько попросту здесь готовят, предпочитая вообще обходиться полуготовой едой, настолько же тщательно относятся к сервировке стола. Особенно удивляли ее даже не костяные подставки под ножи и вилки, которые и во время будничного обеда непременно лежали рядом с тарелками, а то, что в буфете имелось не меньше десятка солонок. Все они были маленькие, потемневшие – Алла Андреевна однажды сказала, что чистить столовое серебро не полагается, – и в них торчали крошечные позолоченные ложечки. Солонка ставилась перед каждым, кто садился за стол. Зачем это надо, Соня не понимала. Неужели нельзя подсолить еду общей солью?

– Герман Александрович, джину выпьете? – предложила Алла Андреевна.

– Спасибо, выпью.

Гость был немногословен. И руки у него были такие, словно он не книжки переводит, а землю пашет, – большие, с узловатыми пальцами. Соня смотрела на его руки с интересом: ей казалось, он не управится со всеми теми штучками, которыми она, следуя здешним обеденным привычкам, уставила стол.

Но Герман Александрович явно не испытывал затруднений со столовыми приборами. Даже наоборот, в его огромных руках они почему-то выглядели особенно естественно. И крошечная ложечка из солонки тоже. И джин он разлил по рюмкам очень умело.

– Все-таки я не понимаю, почему нашу современную прозу в Америке переводить не хотят, – видимо, продолжая начатый в кабинете разговор, сказала Алла Андреевна. – А вы понимаете?

С этим вопросом она обратилась, конечно, не к Соне. Герман Александрович помедлил с ответом.

«Как будто ожидает, что, может, как-нибудь еще и не придется отвечать», – подумала Соня.

Она и сама не понимала, как сумела догадаться о мыслях совершенно незнакомого человека, но почему-то была уверена, что не ошиблась.

– Это как раз понятно, – наконец сказал он. – У наших слишком сознание частит. А это никому неинтересно.

– Что значит частит? – с недоумением спросила Алла Андреевна.

Выпив вместе со всеми джину, Соня вернулась к плите, чтобы положить тушеные баклажаны из сотейника в тарелки. Но тут она обернулась и с интересом посмотрела на Германа Александровича. Интересно, что он ответит?