Читать книгу - "Гринвичский меридиан - Юлия Лавряшина"

Во сне я вновь парила над землей. А проснувшись, долго лежала и думала: да было ли это на самом деле? А потом как-то сразу поняла — было. Я боялась открыть глаза и встретить взгляд Пола, от которого мне и скрывать-то было нечего, а вот поди ж ты — веки мои не желали подниматься.

Было похоже, что он еще спит: наверное, опять полночи что-то писал. Один раз я сунула нос в его тетрадь, попыталась перевести хоть какую-нибудь фразу, но дальше слова "я" не продвинулась. Во сне Пол становился мягким, как любимая игрушка, и мне нестерпимо хотелось прижать его, но я боялась разбудить.

Режиссер сказал вчера, что надо просто взглянуть в глаза самым страшным вещам. Я не могла себя заставить взглянуть в глаза Полу. Неужели он стал вызывать у меня страх? Он, изгонявший все мои страхи?

"Это не страх, это стыд," — вдруг осенило меня. Но я тут же запротестовала: "Стыд за что?!" Нечего мне стыдиться. Ничего предосудительного не было между мной и Режиссером. Ничего?

…Он отступал, перешагивая с зубца на зубец, высокий и стройный, и даже не глядел под ноги. Он манил меня за собой своей странной улыбкой, от которой мороз пробирал по коже и которую снова хотелось увидеть. "Я поведу тебя на самую высоту!" — вдруг закричал он, запрокинув голову. Его густые волосы распушились и стали похожи на нимб. Только на темный нимб.

"Куда уж выше?" — попыталась отшутиться я, и в самом деле испугавшись, что он потащит меня куда-нибудь еще.

Но Режиссер спрыгнул на крышу и потянул меня за руку:

"Все, хватит! Посмотри мне в глаза".

Я притворилась: "На тебе же темные очки!"

Его лицо быстро передернулось: "Это ничего. Никто не видит меня настоящего. Смотри же! Отныне высота не будет тебя пугать. Ты мне веришь?" Я честно ответила, что не знаю. Зато знала, что если б он сейчас предложил мне еще раз пройти по самому краю, я сделала бы это. Особенно, если б Режиссер опять пошел впереди. Какая-то сила исходила от него, одновременно пугающая и влекущая за собой. Видит Бог, я ни секунды не думала о нем как о мужчине, поэтому мне нечего было стыдиться Пола. Режиссер казался мне чем-то иным. То ли большим, то ли просто состоящим из другой плоти и крови.

На прощание он вдруг предложил: "Хочешь, я сделаю тебя "звездой" кино?"

Я вспомнила слова Пола и ответила: "Для моего друга я и так звезда".

Режиссер внезапно вышел из себя: "Да отвлекись ты от своего друга! Я предлагаю тебе карьеру артистки. Мне нужна девушка с таким лицом, как у тебя. Ты, конечно, не особенно красива, но в тебе есть нечто…"

Задетая его словами, я ответила довольно резко: "Я не люблю кино. И мне никогда не хотелось быть актрисой".

Он выжидающе склонил голову и едва слышно спросил: "А кем?"

— Пол, как ты думаешь, кем бы мне стать?

— Что? — он, как младенец тер заспанные глаза тыльной стороной ладони и, похоже, еще не понимал меня.

— Ну, кем-то же мне надо быть! Художницы из меня не вышло. В институте я не доучилась… Но я ведь не могу до старости выгуливать чужих собак!

Он опять откинулся на подушку и сонно промычал что-то вопросительное. Я осторожно потрясла Пола за плечо, и его рука тотчас заползла мне под спину и перекатила меня на него.

— О, — застонал Пол, прижавшись щекой к моим волосам. — Как хорошо.

— Пол, давай поговорим! — я сползла на свое место и настойчивее потеребила его серебристую щеку. — Ты должен мне что-то посоветовать.

От слова "должен" он сразу проснулся и, проморгавшись, удивленно переспросил:

— Я должен — что?

— Посоветовать мне, какую выбрать специальность.

— Зачем? Я говорил… У меня есть деньги.

"Так сделай же мне предложение!" — в отчаянии подумала я, а ему ответила:

— Да не в деньгах дело! Я ведь должна чем-то заниматься в жизни. Чувствовать, что и от меня есть какая-то польза.

— О, от тебя есть польза, — нахально отозвался он и опять попытался сцапать меня.

Я вырвалась и села ему на ноги.

— О! — Пол оживился и ухватил меня за согнутые колени. — Выше. Пожалуйста.

— Нет уж, теперь ты не проймешь меня этим своим жалостливым "пожалуйста"! Знаешь, что тебе помогает? Что с твоим акцентом все слова звучат удивительно трогательно. Но я-то уже успела к нему привыкнуть, так что этот номер не пройдет.

— Ты не любишь меня?

— Пол! Если я в кои века хочу просто поговорить, это вовсе не значит, что я тебя не люблю. Да я смотреть на тебя спокойно не могу, во мне все так и сжимается! А ты говоришь — не люблю…

Он рывком сел и судорожно стиснул меня. Иногда, забывшись, он делал мне больно, потому что физически был сильным человеком. Но в этой боли я находила наслаждение, ведь еще никто не выплескивал на меня столько страсти.

Нам удалось поговорить только после душа, когда я отправилась готовить завтрак, а Пол сразу уселся за стол и виновато спросил:

— Что ты хотела сказать?

— Вспомнил! Я уже и сама забыла.

— Работа, — подсказал он.

— Ах да. Нет, правда, Пол, мне же надо как-то определиться… Какая-то польза от меня должна быть. Для чего-то же твой Бог меня создал!

Не моргнув глазом, Пол ответил:

— Для меня.

Я замерла, ожидая, что он заговорит о браке и о нашем будущем, но Пол то ли не понимал, к чему я клоню, то ли сознательно избегал этого разговора. "Ты же не думаешь, что он женится на тебе", — прозвучал в памяти Юрин голос. Оттолкнув его, я обернулась к Полу, ища поддержки, но он заговорил совсем о другом: