Читать книгу - "Половина любви - Галина Врублевская"

Переезд назначили на следующий день, поэтому квартира напоминала багажный вагон. Сразу при входе, в кухне, громоздились огромные картонные коробки, в которых были сложены кастрюли, посуда и прочий хозяйственный скарб жиличек. Уже упакованные коробки пришлось раскрыть, чтобы достать из них все необходимое для празднования. Эти временно освобожденные кастрюли сейчас весело грелись в лучах синего солнца газовых конфорок. Какие-то незнакомые Елене женщины хлопотали у кастрюль, что-то подсыпая в них и постоянно помешивая ложками.

Сегодня гости, а прежде жильцы квартиры, сняли пальто и сразу разошлись в разные стороны. Елена направилась в «свою», ныне Татьянину, комнату.

Ефима ноги инстинктивно понесли в комнату его детства, где сейчас обитал Николай. Женька последовала за отцом. В комнате Николая сновали какие-то небритые личности в неряшливых, грязноватых свитерах или несвежих белых рубашках. Здесь же был накрыт общий стол, составленный из трех, взятых из других комнат. На месте из всей обстановки прошлого оставалась только давно остывшая белая кафельная печь в углу. Ефим подошел к ней и потер пальцем потускневшую от патины медную заслонку.

Елена, войдя в «свою», Татьянину комнату, с удивлением увидела стоящего посреди нее на стремянке Шурика. Таня поддерживала лестницу за ножки.

Шурик пытался снять с крюка бронзовую люстру, с трудом дотягиваясь до сказочно высокого, пятиметрового потолка. Стеклянный бутон покачивался на длинных цепях, как ложе спящей красавицы. Люстра тоже досталась Татьяне от Ясеневых. Потолки новостроек, куда переехали ее прежние владельцы, были слишком низки для старинного чуда. Но в детстве эта люстра была для Елены маленьким солнцем. Сейчас оно погасло окончательно. Елена вернулась в сегодняшний день. Оказывается, отношения Шурика и Татьяны после институтской вечеринки продолжаются! Помощь его при переезде оказалась весьма кстати для одинокой женщины.

— А где Ефим? — Татьяна повернулась к двери и наконец заметила подругу.

Но тут же, опережая ответ жены, в комнату вошел и сам Ефим, представился и громко поздоровался. На животе его прицепленная к ремню болталась видеокамера. Татьяна с трудом узнала в представительном, пополневшем мужчине бывшего соседа по квартире и друга детских игр юркого, непоседливого Фимку.

— Встреть я тебя на улице — никогда бы не узнала, — воскликнула Татьяна, — да и то сказать, семнадцать лет прошло с последней встречи!

— А ты все такая же, Танюша, красавица Земфира! — намекая на пушкинскую героиню, страстную цыганку, ввернул комплимент Ефим.

— Так я тебе и поверила, — подбегая к Ефиму, засмеялась Татьяна и протянула ему руку.

Ефим ловко поймал ее двумя руками и, склонив голову, прикоснулся губами к шелковистой коже ее молодых, не обремененных детскими стирками, ладоней.

— Ну и повадки у тебя, как у аристократа, — слегка удивилась Татьяна, не встречавшая в своем кругу обходительных мужчин. — Ты этикету в Иерусалиме обучился?

Елена равнодушно наблюдала за клоунадой, как она называла мужнины штучки. Роль джентльмена он любил играть всегда, еще до своей эмиграции из страны. Пожалуй, ее с самого начала их отношений больше всего раздражала в муже претенциозность поведения, пристрастие к внешним эффектам, подчеркнуто вычурным действиям и движениям. Она-то ясно видела, как не вяжутся «аристократические повадки» мужа с внутренним равнодушием к людям.

Однако женщины обычно восхищались его салонным поведением.

Ефим тем временем включил видеокамеру и, поворачиваясь на пятке, сделал круговой обзор комнаты. Неожиданно в кадре оказалась еще одна молодая женщина, которая только что вошла в комнату с молотком в руках и спросила у сестры, где плоскогубцы. Ею оказалась Неля.

— Узнаешь мою сестрицу, Фима? — спросила Татьяна, когда тот опустил камеру.

— Нелечка! Не может быть! — Удивление Ефима было искренним.

Когда семейство Дворкиных переезжало из квартиры, Неля была совсем девчушкой. Ефим даже помнил розовый шелковый бантик на ее макушке, который он иногда сдергивал шутки ради. И еще он помнил ее золотушный, в болячках, рот. Приучая двенадцатилетнего Ефима мыть руки, родители указывали ему, какими бывают последствия инфекций — болячки соседского ребенка. Зато теперь, в своей взрослой жизни, Ефим мыл руки неукоснительно не только в принятых случаях, но порой и без очевидной причины, удивляя этим окружающих.

Нелли Ефима не узнала и смотрела на него молча.

Целовать ручку, которая держала молоток, было неуместно, и Ефим отделался дежурным комплиментом:

— Нелечка, да ты превратилась в настоящую красавицу!

Тут же Ефим вспомнил, что после поездки в общественном транспорте еще не мыл руки, а скоро садиться за стол. Он извинился и направился в кухню. К его удивлению, раковина была прежняя, похожая на глубокий медно-красный чан. И кран над ней, как и десятилетия назад, по-прежнему подтекал. Ефим крутанул ручку, и из крана полилась вода. Вытекала вода его детства.

Гости успели проголодаться и уже расселись за столом. Ефим протиснулся к нему по узкому проходу.

Место рядом с Еленой было кем-то занято. Он скромно присел за угол стола. Недолгая тишина после первого тоста, нарушаемая лишь стуком вилок о тарелки, сменилась разноголосым гулом. Скоро малознакомые люди разделились на группки, в каждой из которых обсуждались свои интересы.

— Я, ребята, решил ничего с собой не тащить, — важно пояснял своим дворовым дружкам Николай, — на месте всем новым обзаведусь.

— Что, и мебель бросаешь, Колян? — удивлялся расточительности приятеля его друг, столяр ЖЭКа.

— Да, разве это мебель, к.., матери. — Николай ткнул ногой колченогий топчан, на котором сейчас сидел и который был его кроватью и диваном одновременно. Кажется, именно дружок-столяр и помог когда-то соорудить это чудо. — Куплю себе там мягкую кушетку с круглыми валиками. У мамани в деревне такая была. Как ты думаешь, есть сейчас в продаже такие кушетки?

— Сейчас все есть, — сухо сказал столяр, обиженный за неуважительное отношение к своему изделию, — была бы «капуста». Купишь у какой-нибудь бабки, их там в деревне много, божьих одуванчиков.

— Зачем Коляну бабка, там и молодуха с кушеточкой найдется на его долю, — возразил другой дружок, как и Николай, грузчик с почтамта.

Да, деньги у Николая теперь имелись. Получив доплату за свою комнату, он сразу разделил солидную пачку купюр на две неравные части. Одну, потолще, зашил в подкладку своего единственного, видавшего виды пальто. Эта заначка была на обзаведение на новом месте. Другая, меньшая часть, предназначенная для прощания с дружками, таяла на глазах. Но завтра — отъезд, и Николай надеялся сохранить заначку нераспечатанной.

Спустя час, когда торжество было в самом разгаре, Лена почувствовала невероятную скуку. Многие места за столом опустели. Гости выходили, заходили вновь, пересаживались на другой конец стола. Когда пластинка заканчивала свое кружение на штыре старенькой радиолы и музыка замолкала, на миг вырывались на свободу живые песни сидевших за столом.