Читать книгу - "Дикарь из глубинки или курс выживания для мажорки - Алекс Коваль"

Глава 19. Редкий экземпляр

Милена

От неудобного положения затекает рука. Я начинаю ворочаться и поворачиваюсь, закинув ногу на что-то теплое. Укладываю поудобнее голову и…

Открываю глаза, не сразу понимая, где я и что я. Лежу явно на чем-то, но еще не могу сообразить, на чем. Оно теплое и большое. И это что-то у меня под головой мерно поднимается и опускается. А еще приятно пахнет. И вообще… чуть поворачиваю голову и упираюсь взглядом в грудь. Мужскую. Я собственно на ней и лежу.

О-о-ох!

Мое сердце подпрыгивает к горлу, и я замираю, затаив дыхание. Твою мать, Милена! Что ты творишь? Как? Как так-то? Я же…

И тут в памяти выстреливает яркими кадрами весь вчерашний день, вечер и ночь. Ночь тоже выстреливает! Вспоминаю, как поперлась в лес. Как потерялась в поисках этой долбаной “полянки с большой сосной”. Как поняла, что дороги назад найти не могу и как молила боженьку, чтобы меня нашел Мишаня. Сам! Затем вспоминаю, как услышала мужской голос и подумала, что это галлюцинации на фоне стресса. Но увидев свет фонарика, запрыгала на месте, едва не захлопав в ладоши! А потом меня отругали… Причем не выбирая выражений. Громко и со вкусом. До слез обидно, если учесть, что я не по своей вине тут оказалась. Нет, конечно, и по своей тоже, но не без участия этого деревенского дикаря и его копии сыночка. И вообще…

Все притупилось. И злость, и паника. Сейчас только его тепло и помню. И дыхание в своих волосах ощущаю. Хочется отстраниться от такой наглости, с которой меня обхватили огромные лапищи за талию и собственнически прижали к себе, предварительно заставив снять футболку! Но не отстраняюсь.

Сперва думала, сердце от страха выпрыгнет. Оно бахало и бахало! Все боялась подвоха… ну, мало ли, приставать начнет? Даже строила план побега из палатки, если хоть намекнет. В голове крутила слова, что такие, как я, ему не нравятся. Что-то такое же говорил? Даже обидно немного стало. Но в итоге уснула, а как спала, и не помню. Значит, мне было тепло и хорошо.

И что я теперь делаю? Я теперь отчетливо слышу, как в мужской груди тарабанит сердце. Гулко и сильно, как двигатель в его синем тракторе. А что еще? Мой мозг отказывает, видимо, окончательно – я провожу пальчиком по черным волоскам на этой самой груди. Мягкие. И дальше я тоже сильно не блещу умом и сообразительностью, потому что продолжаю водить подушечками от груди к рельефному прессу. Эти вот кубики мои глаза оценили сразу же. С ума сойти, какие!

И полоска из волос от пупка и ниже…

И косые мышцы живота, скрывающиеся под резинкой штанов…

Но и на этом мозг мой не включается. Я, придвигаясь чуть ближе, повыше закинула ногу и…

Вот теперь извилины вяло начинают шевелиться в черепушке, а сердце лупить так, что уши закладывает. Я ведь четко почувствовала ногой его стояк! Ну серьезно? Это же он? Такой внушительный и твердый. Это же не, мать вашу, фонарик!

Сглатываю. И поднимаю голову, стараясь не думать о том, что там внизу, в районе паха. Натыкаюсь взглядом на бороду. Снова пальцы зазудело, как захотелось и ее пощупать. Сильно ли колючая?

Взглядом скольжу выше. Губы. Нижняя чуть полнее верхней. Интересно, каково целоваться с обладателем такой бороды? Сильно щекотно?

Вздыхаю тихонько и продолжаю свое наглое исследование. Нос. Прямой, с широкими крыльями. Да вы, батенька, с аристократической внешностью! Уверена, что под бородой скрывается прямой, широкий подбородок с ямочкой. Вот не знаю, почему, но так кажется.

Отрываю свой взгляд от носа и поднимаю глаза еще чуточку выше…

– Ой! – упираюсь в темно-карие глаза, внимательно за мной наблюдающие.

И как давно он не спит?!

Чувствую, как мои щеки начинают пылать. Да меня застукали с поличным. Теперь и не отвертеться. Дура, Серебрякова.

– Угум, – мычит в ответ и смотрит.

Знать бы, о чем думает.

– Я не хотела, – шепчу еле слышно. Голос хрипит ото сна. – Не хотела будить. Я не… – запинаюсь, не зная, что еще говорить. Что вообще в таких случаях положено говорить?

– Ухум, – снова мычит. Язык что ли проглотил? А потом вдруг чуть придвигается. Резко так и решительно. Глазами шарит по моему лицу и, опустив их, застывает взглядом на моих губах.

Я сглатываю. Снова. Сердце начинает биться в конвульсиях. Облизываю вмиг пересохшие губы. Мозг зависает. А я во все глаза пялюсь на дикаря. Где-то на задворках сознания орет фальцетом внутреннее я: он же… он же сейчас тебя поцелует, Милка!

Ну и что? Я против? Сомневаюсь. Губы горят под его взглядом. Но если поцелует, то не остановится на этом, да? Такому, как Михаил, вряд ли хватит “просто поцелуя”. А мы в глухом лесу. В палатке. В одном спальнике. Я ведь даже слова против сказать не смогу! Или смогу? Ведь сама пялилась на эту бороду и думала, а как же… А если мне понравится? Целовать и обнимать этого большого, сильного и ворчливого дикаря?

Пытливый ум человека, познающего свое и чужое тело, вопит от предвкушения. А трусливый заяц в сердце упирается ладонями в мужскую грудь, отталкивая кричит:

– Нет-нет!

Я качаю головой и, дернув рукой, расстегиваю молнию на мешке, делая свободнее пространство между нами.

– Я ничего такого… ничего! – блею невнятно и отползаю, выбираясь из спальника.

В этот же самый миг глаза Михаила опускаются ниже, и только тогда я понимаю, что сижу перед ним в одном лифчике. Тонком, кружевном, без поролоновых чашечек. Благо, еще шорты на мне. Прикрываюсь руками, только тогда он снова смотрит мне в глаза своими черными омутами.

– Я понял, – его голос звучит так же с хрипотцой, от которой мурашки. Волоски поднимаются дыбом, демонстрируя гусиную кожу. И это не ускользает от внимания дикаря.

Я быстрым движением хватаю из мешка футболку и выползаю из палатки. Едва не запинаюсь на выходе. Поднимаюсь на ноги, одеваюсь и пытаюсь привести сбившееся дыхание в норму. Вдох-выдох, Милена. Вдох-выдох.

Все в порядке! Может, мне просто показалось? Михаилу же нравятся пышнотелые и с формами, а не “суповой набор”, да? Да, точно! Ничего такого у него