Читать книгу - "Настоящая любовь - Тейлор Дженкинс Рейд"

– Да, в пассаже, – добавила мама. – Любую пару, какую ты захочешь. Я положила на стойку пятьдесят долларов. Но если ты потратишь больше, то доплатишь из своих денег.

Мне были нужны новые джинсы, потому что старые прохудились. Предполагалось, что мне дарят пару новых джинсов на каждое Рождество, но я была так разборчива в своих желаниях, так нервничала, раздумывая о том, что это будут за джинсы, что мама отказалась от своей привычки. Теперь мы уже дважды ходили в пассаж и возвращались оттуда спустя час, при этом мама изо всех сил старалась скрыть свое раздражение.

Мне это было в новинку. Маме всегда хотелось быть рядом со мной, все мое детство она страстно жаждала моей компании. Но, в конце концов, я стала такой надоедливой, что ей захотелось подсунуть меня кому-нибудь другому. Тем более в субботу.

– Кто же будет работать за кассой? – спросила я. Едва эти слова сорвались с моих губ, как я об этом пожалела. Я вдруг занервничала из-за того, что все испортила. Мне следовало просто сказать: «Хорошо», и медленно удалиться, чтобы не раздражать ее.

– Мы наняли нового мальчика, его зовут Сэм, – сказала мама. – Он молодец. Ему нужна работа на неполный день.

Сэм был старшеклассником из нашей школы, который однажды зашел в наш магазин и сказал: «Могу ли я написать заявление о приеме на работу?», хотя формально мы никого не нанимали, а большинство подростков хотело работать в магазине, продававшем компакт-диски, расположенном на нашей улице. Родители незамедлительно наняли его.

Он был довольно привлекательным – высоким и худым, с кожей оливкового цвета и темно-карими глазами – и у него всегда было хорошее настроение, но оказалось, что я не могла полюбить его, раз Мари считала его «очаровательным». Я не могла заставить себя полюбить все, что нравилось ей.

Надо сказать, что такой образ мыслей начал значительно ограничивать круг моих друзей и стал неприемлемым.

Мари любила всех, и все любили Мари.

Она была золотым ребенком, тем, кому суждено быть любимчиком у родителей. Моя подруга Оливи за спиной обычно называла ее «дочерью книготорговцев», потому что она даже выглядела как девушка, чьи родители владеют книжным магазином, словно существовал определенный стереотип, и Мари, как почетный знак, служила этикеткой каждой из его характерных черт.

Она читала взрослые книги, и писала стихи, и увлекалась литературными героями, а не кинозвездами, отчего нас с Оливи тошнило.

Когда Мари была в моем возрасте, она посещала литературный факультатив, решив, что хочет «стать писателем». Кавычки здесь необходимы, потому что единственным, что она когда-либо написала, была таинственная история об убийстве, где убийцей оказалась младшая сестра главной героини, Эмили. Я прочитала ее, и могу сказать, что она была совершенным барахлом, но Мари отдала ее в школьную газету, и там история так понравилась, что на протяжении девяти недель весеннего семестра ее печатали по частям.

То, что ей все удавалось, при этом она была одной из самых популярных девушек в школе, еще больше усугубляло мое положение. Это просто служило доказательством того, что если ты достаточно красива, значит, тебя считают крутой.

Тем временем я, по секрету от всех, прочитала в библиотеке литературные обзоры почти всех книг, которые нам задавали в школе. У меня в комнате была куча романов, подаренных родителями, но я отказывалась даже раскрыть их.

Мне нравились музыкальные видеофильмы, развлекательные телепередачи NBC по четвергам и все без единой женщины, принимающие участие в музыкальном фестивале «Ярмарка Лилит». Когда мне было скучно, я рассматривала старые выпуски маминого журнала путешественников Travel + Leisure, вырезала оттуда картинки и прикрепляла их кнопками к стене. Стена над моей кроватью превратилась в калейдоскоп журнальных обложек с портретами Киану Ривза, аннотаций к альбомам Тори Эймос, разворотов с видами Итальянской Ривьеры и французской провинции.

И никто, повторяю, никто не относился ко мне как к любимому ребенку.

Родители шутили, что медсестра в больнице, должно быть, принесла им чужого ребенка, и я всегда смеялась над этим, но я много раз смотрела детские фотографии своих родителей, а потом пристально разглядывала себя в зеркало, находя сходство и напоминая себе о том, что я – их дочь.

– Ладно, прекрасно, – сказала я маме, больше волнуясь из-за того, что мне не нужно идти на работу, чем из-за того, что придется провести время с сестрой. – Когда мы поедем?

– Не знаю, – ответила мама. – Спроси у Мари. Я ухожу в магазин, увидимся за ужином. Целую, дорогая, хорошего дня.

Когда она закрыла дверь, я быстро улеглась в постель, готовая насладиться каждой лишней минутой сна.

Где-то после одиннадцати Мари ворвалась в мою комнату и сказала: «Вставай, мы уходим».

Мы отправились по магазинам, и я перемерила дюжину джинсов. Одни были слишком мешковатыми, другие – слишком узкими, у третьих была слишком завышенная для моей фигуры талия.

Примерив двенадцатую пару и выйдя из примерочной, я увидела Мари, пристально смотревшую на меня с выражением бесчувственной скуки.

– Смотрятся отлично, бери их, – сказала сестра. Она с головы до ног была облачена в одежду марки «Abercrombie amp; Fitch». Мы были на рубеже нового тысячелетия, и все в Новой Англии с ног до головы одевались в фирменные вещи «Abercrombie amp; Fitch».

– Они странно смотрятся на заднице, – сказала я, оставаясь совершенно спокойной.

Мари пристально посмотрела на меня, словно ожидая чего-то.

– Повернись ко мне спиной, тогда я смогу посмотреть, хорошо они сидят сзади или нет, – наконец сказала она.

Я повернулась.

– Ты в них смотришься так, словно носишь подгузник, – сказала она.

– Именно об этом я и говорила.

Мари закатила глаза.

– Продолжай. – Она очертила пальцем круг в воздухе, показывая, что мне следует вернуться в примерочную. Я так и сделала.

Я как раз стягивала с себя последнюю пару, когда она перекинула через дверцу полинялые прямые джинсы.

– Примерь эти, – сказала Мари. – Джоэлль носит такие же, а у нее такая же толстая попа, как у тебя.

– Большое спасибо, – сказала я, хватая джинсы, висевшие на дверце.

– Я просто пытаюсь помочь тебе, – сказала она, а потом я увидела ее ноги, удаляющиеся от примерочной, словно разговор был окончен только потому, что ее он больше не интересовал.

Я расстегнула молнию и натянула джинсы. Чтобы застегнуть их на себе, мне пришлось с трудом протиснуть в них бедра и максимально втянуть живот. Распрямившись, я смотрела на себя в зеркало, принимая разные позы и крутя головой, чтобы проверить, как я выгляжу со спины.

Моя попа как будто похудела, а грудь, казалось, увяла. Я прочитала немало номеров маминого журнала Гламур и знала, что это называется «грушевидной фигурой». Живот был плоским, но бедра становились все шире. У Оливи пополнели грудь и живот, и я раздумывала, не лучше ли мне выбрать такой тип фигуры. В форме яблока.