Читать книгу - "Три грации - Тони Молхо"

Я влюбилась в него в ту самую секунду, как увидела, но стеснялась хоть как-нибудь выразить ему свои чувства. Иногда мне казалось, что он обращает на меня свой задумчивый взор, иногда даже — что он обращает на меня внимание, но от робости я не смела и подумать об этом — кто я такая, чтобы мой Принц заметил невзрачную ученицу! Доведенная до предела невысказанной страстью, на уроке и дома я грезила только об одном — остаться с ним наедине, — а там будь что будет!.. Но девичья скромность мешала исполниться заветной мечте. Моя подружка Наома была смелее и раскованнее, поэтому я рассказала ей о своей любви и попросила посоветовать, что делать, чтобы хоть как-то приблизиться к моему прекрасному возлюбленному.

По «дизайну» каждая из нас должна была сделать выпускную работу и тем окончить курс обучения. Темой работы была реклама какого-нибудь бытового предмета: чашки, стола, телевизора — кто что выберет.

Это был последний шанс привлечь внимание нашего учителя, и я не могла упустить его. Каждый из учеников выбрал свой повседневный предмет, а мы с Наомой задумали дьявольскую композицию — ведь терять мне было нечего. С разрешения ничего не подозревающего учителя я взяла самые скромные вещи — стул, занавеску и фрукты, составила композицию, сфотографировала ее и к нужной дате представила большой постер. Именно этот постер и должен был привлечь внимание моего возлюбленного, и именно с ним я связывала отчаянную надежду приблизиться к нему. Огромный плакат был настолько откровенным, что я постеснялась предъявить его перед классом и выбрала время, когда Итамар был один в учительской. Наома пошла со мной — для моральной и физической поддержки, голова моя шла кругом от оглушительной дерзости плаката.

— Вот мой проект… — Набравшись смелости, я протянула преподавателю свернутую трубкой огромную фотографию. Наома подпихнула меня сзади, и я шагнула вперед на ватных от ужаса ногах. — Вы хотите посмотреть?

— Да, конечно! — закивал он, обращаясь в то же время к кому-то по телефону: — Погоди, я перезвоню тебе. — Он положил трубку и повернулся к нам, дружески улыбаясь, готовый к рассмотрению проекта.

От влюбленности и страха руки не слушались меня, голова кружилась, и больше всего на свете мне хотелось провалиться сквозь землю. Решительная Наома помогла мне развернуть громадную, в рост человека, фотографию, и по мере того, как мы раскатывали упругую трубку, лицо Итамара меняло выражение и цвет.

На черно-белой фотографии спинкой вперед стоял кухонный стул. По обеим сторонам его блестящих никелированных ножек располагались голые, широко расставленные ноги девушки, сидевшей на стуле верхом. Сама девушка не была видна — ее скрывали густые складки занавески, спускающейся с головы и доходящей до самого сиденья и целиком укрывающей ее как паранджа. Выше, в красиво уложенных складках занавески, проступал лишь алый рот — единственное цветное пятно на черно-белой фотографии, — с прекрасной сочной клубничиной, зажатой между пламенеющих губ. Вся композиция из стула, занавески, девушки и клубничины была обрамлена старинной тяжелой рамой в ажурных финтифлюшках. Стройные, точеные, словно шахматные фигурки, ноги девушки были черные, а рот со спелой клубничиной — кричаще-красный. Все прочее — хромовые ножки стула и тяжелые узорчатые складки занавески были серебристо-серыми.

Мы держали перед Итамаром развернутую фотографию и ели глазами его лицо. Из смугло-коричневого оно стало бледно-серым, твердый подбородок задрожал, четко очерченный рот оскалился, обнажая сахарные зубы. Я затаила дыхание. Молчание, казалось, звенело в комнате. Даже крики мальчишек, играющих во дворе в футбол, почему-то затихли. Итамар рассматривал фотографию долго, очень долго, сантиметр за сантиметром. Потом он медленно перевел взгляд на смелых девчонок и так же долго изучал нас — сантиметр за сантиметром. Долгим, ощупывающим взглядом он выяснил, чьи ноги так смело обнажены и чей рот с вожделением целует ягоду. Все было ясно.

Мы, замерев, ждали реакции.

— Ну что ж, — хрипло выдавил из себя учитель и посмотрел мне прямо в глаза. — Ты блестяще выполнила проект. Это — смелая, оригинальная, запоминающаяся реклама, выполняющая намеченные цели — обратить внимание потенциального покупателя или пользователя на рекламируемый предмет. Ты достигла своей цели, и я засчитываю тебе курс.

Он повернулся к столу, попытался раскрыть журнал нашего класса… и не смог — руки его дрожали. Несколько минут он сидел в полнейшей тишине, видимо пытаясь овладеть собой и ситуацией, потом крепко сжал руки в кулаки.

Мы ждали, не сворачивая фотографию. Мне казалось, что я умру от разрывающей меня страсти. О! Он был так благороден, так прекрасен, так чувственно-мужественен!..

— Но я хотел бы сделать одно дополнение, — медленно повернулся к нам Итамар. Губы его побелели. — Я хотел бы посмотреть на оригинал постера. — Он взглянул на меня так, что у меня захватило дыхание. — Когда тебе удобно произвести демонстрацию?..

Это была победа!

Вечером в доме у Наомы все было готово. Родители были бесцеремонно изгнаны, а композиция восстановлена. Верная подруга, как профессиональная мадам из борделя, тщательно осмотрела и подготовила меня — в жизни никогда я не использовала такое количество косметики, — затем посадила на кухонный стул с никелированными ножками и задрапировала занавеской. Единственное, чего нам не хватало, — это клубничины. Проклятый торговец закрыл свою лавочку раньше времени, ату, «историческую» ягоду мы, хихикая и поеживаясь от предвкушения победы, съели еще до вручения плаката.

Наома ввела Итамара в импровизированную студию. Единственное, чем постер отличался от реальной композиции, было то, что дверь в соседнюю комнату была откровенно распахнута и в широком проеме красовалась двуспальная кровать, покрытая бордовым шелковым одеялом. Рядом примостился столик со свечами, фруктами и узкой, темной бутылкой какого-то вина. Тихий гитарный перезвон, доносящийся из магнитолы, дополнял интерьер.

Я была скрыта занавеской, поэтому не видела нашего преподавателя. Я только услышала какое-то невнятное хриплое восклицание, потом сдавленный шепот моей подруги, впустившей дорогого гостя, а минутой позже — тихий щелчок закрывшейся двери. Мы остались одни в комнате: он и я. Чье-то шумное дыхание заглушило гитарный перезвон, и темная тень упала на занавеску. По колебанию занавески я поняла, что он приблизился ко мне. В то же мгновение в мои губы вцепился жадный рот, и я едва не потеряла сознание от чего-то твердого, пытающегося пронзить мое межножье. Конечно же, художественная композиция тут же разрушилась, и я пришла в себя только на широкой как футбольное поле кровати, в клубке извивающихся рук и ног, уже не понимая, где начинается его тело и кончается мое…

Это было высшее наслаждение, которое я познала в жизни, и я счастлива, что изведала его… Итамар стал моим любовником, и эти несколько месяцев счастливой жизни я не забуду никогда! Нет большего счастья, чем любить и быть любимой!..

— И все это — благодаря ногам, — лукаво улыбнулась юная эфиопка, оглядывая своих слушательниц блестящими счастливыми глазами.

Потрясенные романтическим рассказом, дамы перевели дух.