Читать книгу - "Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица - Елена Раскина"

Он был из другой породы, которую Елизавета тут же про себя назвала ангельской – краснеющий по пустякам благородный и восторженный мальчик, все воспринимавший слишком всерьез. Его любовь была несомненной, а преданность – безусловной. Цесаревна давно уже не встречала ни того, ни другого в обезумевшем холодном мире, где ей порой было зябко и страшно. Прижимаясь ночами к случайным любовникам, цесаревна искала тепла, способного отогреть ее с детства озябшую душу, но находила приправленное чувственностью безразличие. И она скользила – от романа к роману, от сердца к сердцу, словно атласными туфельками по натертому до блеска дворцовому паркету, искала искренности, а находила лишь страсть. И страсть эта мгновенно вспыхивала, а потом жалобно, беззвучно догорала.

Вернувшись к себе в Александровскую слободу, Елизавета не смогла забыть встреченного в церкви гвардейского сержанта. Продумав о нем весь вечер, она рассердилась на себя, позвала камер-фрау Мавру Шепелеву, некрасивую и сварливую девицу, умевшую развлекать цесаревну придворными сплетнями, и велела ей разложить карты.

– На кого гадать будем, матушка-цесаревна? – спросила Мавра, которая сразу поняла, что Елизавета в томлении и беспокойстве и, стало быть, нужно успокоить ее неуемное сердце разговорами о новом друге.

– Алешей его зовут, – тихо, нежно ответила Елизавета, и на лице ее появилась сладкая, победоносная улыбка. Так цесаревна улыбалась только тогда, когда новое чувство переполняло ее смутным ожиданием: неужели она дождется теплоты любви, а не обманчивого холода страсти? – Глаза у него серые-серые, как туман утренний, волосы русые, красивый, статный, высокий, но не такой он, как гвардейцы наши или шаркуны придворные. Порода другая – благородная, ангельская. Такой на смерть за тебя пойдет, не побоится. Для него за любовь пострадать – все равно что вина испить.

– Да откуда ж вы, Елисавет Петровна, это знаете? – недоверчиво переспросила Мавра. Ее развеселили похвалы в адрес неизвестного ей сержанта, с которым цесаревна говорила не больше получаса. Госпожа ее была непоправимой фантазеркой и ветреницей, и Мавра Егоровна безуспешно пыталась внушить ей хоть каплю благоразумия. – Нынче народ пошел больно хлипкий, петиметров придворных, вроде Монса покойного, развелось немерено. И стихи они дамам слагают, и в любви клянутся, а как сволокут такого на дыбу, так в один раз и любовь прошла. Повисит денек-другой, да и отречется сразу, и моргнуть не успеете. Поосторожней надо быть, матушка-цесаревна. Да и шпионов кругом хоть пруд пруди. Влюбчивы вы больно…

– Есть грех, – без тени смущения призналась Елизавета, – но про знакомца моего нового я всю правду говорю. Разгадывать его недолго, достаточно в глаза посмотреть. Не утаивает он ничего, весь передо мной раскрыт, как книга. Возьму да и пролистаю…

– А потом захлопнете да уберете с глаз долой? – договорила за цесаревну Мавра. – Уж на что Сашенька Бутурлин красавец, а вы ему отставку готовите… Не удержаться подле вас ангелу этому гвардейскому!

– Ты, Мавра, не мудри больно, – рассердилась цесаревна, – велела тебе карты раскладывать, ты и раскладывай… Не твое это дело – советы давать.

Но и с помощью карт нетерпеливая Елизавета так и не получила никаких рецептов относительно своего ближайшего будущего. Карты упорно твердили про дальнюю дорогу и перемену судьбы.

Цесаревна же ни о какой дороге не помышляла. Ехать ей сейчас было некуда, да и незачем, поэтому выставила она Шепелеву вон, отказавшись от гаданий. Весь вечер Елизавета не находила себе места, вполголоса беседовала с образом Богородицы и спрашивала, как ей быть. К ночи же, махнув рукой на все, вернула Мавру обратно и велела ей завтра же звать в гости гвардейского сержанта.

Шепелева мрачно пожала плечами, но перечить не стала. Подумаешь, еще один сержантик. Не он первый, не он последний. Елизавета бороться с собой не умела, а в амурных делах и тем паче.

Так Алеше Шубину выпала чаемая с детства встреча…