Читать книгу - "Ядовитые мальчики - К. Л. Тейлор-Лэйн"

чтобы метнуться назад через короткое пространство, подхватывая Поппи, прежде чем она упадет вперед, с края кровати. Роняя воду на пол, одной рукой поддерживая ее за плечо, другую прижимаю к основанию горла. Она что-то бессвязно бормочет, все еще наклонив голову вперед, и я думаю, что просто теряю голову, что, если у нее есть еще что-то? Что, если это снова начало моего провала?

Блядь. Блядь. Блядь.

Она тяжело дышит, говоря что-то, чего я не улавливаю, и теперь мои руки поддерживают весь вес ее тела. Я наклоняюсь, немного откидывая ее голову назад, все еще поддерживая ее, чтобы она не ушиблась.

— Обними меня.

Это странно — знать, что я такой же. Всегда нуждаюсь в том, чтобы кто-нибудь из парней держал меня на руках, когда я не в себе вот так. Некоторые люди ненавидят контакт «кожа к коже», когда им кажется, что они сошли с края света, все слишком чувствительно и покалывает, прикосновения причиняют боль, но мне нужно, чтобы заземлили меня. И, по-видимому, Поппи тоже.

Вибрация в моем кармане привлекает мое внимание. Я снова поднимаю взгляд к ее глазам, сиренево-голубым, ярким, как аметист, когда она моргает, глядя на меня.

— Ладно, Поппи. — я расставляю ноги немного шире, провожу рукой по ее затылку, поддерживая ее поникшую голову, обхватив ее затылок. — Я собираюсь переложить тебя обратно на кровать, а потом лечь с тобой, если это то, чего ты хочешь?

Я убеждаюсь, что она смотрит прямо на меня, когда я спрашиваю. Эти красивые глаза завораживают меня, стеклянные и широкие, с расширенными зрачками.

Она кивает.

Затем я снимаю мокрую куртку с ее узких плеч. Обнажая ее свободную черную футболку с длинными рукавами, вырез которой едва касается ключиц. Перекидываю легкую верхнюю одежду на другую кровать, все еще поддерживая ее одной рукой. Я стараюсь не прикасаться к ней там, где это может быть сочтено неподобающим. Последнее, что мне, блядь, нужно, это чтобы какая-нибудь девчонка сказала, что я прикасался к ней без разрешения. Это действительно вывело бы мою мать из себя.

Как только я укладываю ее на подушки, которые небрежно складываю одной рукой, я мягко отпускаю ее бицепс. Ее кожа горячая и влажная под тонким хлопком рубашки. Ее зубы стучат, сухие губы бледны.

Расшнуровывая и стаскивая ботинки с ее ног в полосатых носках, я позволяю им с глухим стуком упасть на пол, когда наклоняюсь, чтобы поднять бутылку с водой, которую уронил. Конденсат смачивает мою ладонь, внутреннюю сторону пальцев, когда я обхватываю ее рукой.

Это приятное чувство — влажный холод в моей руке. Я наблюдаю за ней. Капли пота стекают по моим вискам, по краям моих растрепанных обесцвеченных светлых волос, и мое сердце сильнее колотится в груди. Она выглядит как грязный, блядь, эротический сон. Ее взгляд устремлен на меня, что должно было бы вызывать дрожь, судя по тому, как ее глаза не моргают, но на самом деле это совсем не так.

Осторожно я подхожу к ней, сглатывая, когда мои пальцы сжимаются вокруг бутылки с водой, снимая пластиковую крышку и протягивая ее ей. Протягиваю свободную руку и тыльной стороной глажу ее по щеке.

— Сделай маленький глоток. — тихо говорю я, поднося напиток к ее губам, и она облизывает их. — Вот и все, Сокровище, ты в безопасности.

Я улыбаюсь, это мелочь, но чувствовать себя в безопасности — лучшее чувство.

И затем ее губы приоткрываются, вода мягко течет ей в рот, пока я медленно пою ее.

Все это время ее глаза не отрываются от моих, и слова, которые я никогда раньше не произносил, неосознанно слетают с моих губ:

— Хорошая девочка.

Она дрожит, и маленькая капелька воды стекает по ее подбородку. Я думаю, что, возможно, захочу слизнуть ее, но вместо этого мой большой палец ловит ее, прежде чем она успевает оторваться от ее лица. Оторвав бутылочку от ее рта, я засовываю палец между губами и посасываю.

У нее перехватывает дыхание, сиренево-сине-серые глаза опускаются к моему рту, когда я медленно вытягиваю большой палец, задевая зубами подушечку. Я обхватываю ее лицо, провожу влажным пальцем под ее левым глазом, отмечая ее собой, слюна блестит на ее бледной коже.

— Ты хочешь, чтобы я лег за тобой? — тихо спрашиваю я, благодарный за то, что солнце за стеклом скрыто за снежными облаками, а комната погружена в унылый зимний сумрак.

Она продолжает смотреть на мой рот, как будто может понять слова, следуя за моими губами:

— Сокровище?

Она поднимает взгляд, ее широко раскрытые глаза мечутся между моими. Неуклюже протягивая ко мне руку, цепляясь пальцами за пояс моих спортивных штанов, она хлопает меня по бедру. Тыльная сторона ее прохладных пальцев касается полоски моей кожи, обнаженной между рубашкой и свитерами, отчего мой пресс напрягается. Она кивает, дергая за резинку моих брюк.

Нежно обвожу пальцами ее руку — ладонь влажная, пальцы длинные и тонкие. Я провожу большим пальцем по внутренней стороне ее запястья, убирая ее руку со своей талии. Пытаюсь удержать ее от прикосновений ко мне, несмотря на то, что от ее мягкой кожи у меня по спине пробегает холодок.

В моей голове громко стучит, отдается в черепе, и мой пульс тикает, как бомба, которая вот-вот взорвется, когда я скидываю кроссовки.

Она расслаблена, бескостная и гибкая, но тяжелая, когда я подталкиваю ее вперед, проскальзываю сзади, кладу одну ногу по обе стороны от ее бедер, мои ступни рядом с ее икрами.

Интересно, что бы она подумала об этом, если бы знала меня настоящего? Я просто хмурый, угрюмый хоккеист со спокойным, мрачным поведением.

Ее худощавое тело расслабляется у меня на груди, и мои ладони обхватывают ее ребра по обе стороны. Ее сердце колотится, рикошетом ударяясь в мою грудь, словно пальцы ритмично перебирают струны моего сердца. Мое тело одеревенело, руки напряжены на ее груди.

Нарастает тревога, все сильнее и сильнее.

Я нервничаю. Я не хочу, чтобы она проснулась через пару часов и набросилась на меня с кулаками.

— Линкс? — выдыхает она сонно и медленно, и если бы не ее сердце, так ровно бьющееся рядом с моим, я бы подумал, что она вот-вот умрет.

Я открываю рот, чтобы ответить, ее имя вертится у меня на кончике языка, но она опережает меня.

Мои губы сжимаются, когда она шепчет:

— Будь рядом, когда я проснусь.

Что-то вроде тихого требования. Что-то, от чего обычно у меня покалывает кожу, а на языке крутится автоматический отказ, когда мне говорят, что делать.