Читать книгу - "Рузвельт - Дилан Лост"

У этого кафе был свой собственный обособленный мирок — смешной и несуразный, с запахом жаренного бекона и специй, и неоттирающимся пятном от соевого соуса. Здесь раздавалась музыка из прошлого столетия, потрепанное меню грудой валялось на столике у входа, и огнетушитель вечно стоял так, что все ударялись об него ногой.

Зал ломился от традиционных для любого общепита красных столов со стальными рамами. Стены повсюду были где-то кирпичными, где-то отделанными деревянными ячеистыми панелями. Пятьдесят без косметического ремонта превратились во вполне себе приемлемый и уютный артхаус.

Кафе встретило меня своей привычной флорой и фауной. Все лица здесь были знакомыми, и все знали друг друга по именам, делились новостями за чашкой кофе или виски.

В «Круз» ходили только закоренелые завсегдатаи. Те, кого не смущало, что кофе слишком горчит, и радио играет с какими-то нездоровыми хлюпами и щелчками. Я узнала Уильяма, рыбака с юга, мистера Обернатти, милого старичка, который красит волосы в зеленый цвет, и миссис Хенриксон, беременную уже в шестой раз. Все эти люди за столиками с ходу просили повторить им пиво, принести сахар или подсыпать корицы в кофе.

Один только Грэг снова отрубился у барной стойки, до сих пор думая, что никто не догадывается о том, что в кружке с чаем он разводит свой дешевый виски.

Олли — наш шеф-повар, который считает себя сыном божьим из-за того, что остается за главного, пока мистера Гити, владельца кафе, где-то мотает жизнь, громогласно горланил из полной шипящих звуков кухни:

— Ким, забери этот чертов бургер, пока он не стал твоей месячной зарплатой! — миловидная блондинка Ким стремительно пробежала мимо меня.

Я все еще пыталась стереть ошарашенное выражение лица и параллельно завязывала на себе фартук, выстиранный после инцидента с парнем, которого стошнило на меня в прошлую субботу из-за пары порций чили. В «Крузе» такое часто случается. Вообще-то, нам даже выписывают премии, если кого-то не вывернуло наизнанку прямо посреди зала.

— Что с тобой? — моя подруга Кара облокотилась о стойку между мной и отрубившимся Грэгом. — Опять видела отвисшие яйца Стэнли?

Я скривилась, потому что перед глазами сразу возникла картинка голого Стэнли, местного эксгибициониста, который ходил по улице без штанов в виде наглядного пособия по анатомии даже в суровые зимние морозы.

— Хайд — гей, — грустно вздохнула я, уткнувшись взглядом в шнуровку на ботинках.

Гей, гей, гей, гей, это слово не выходило у меня из головы. Я чувствовала себя каким-то заикающимся проповедником на публичном религиозном собрании, который все никак не мог сдвинуть молитву с мертвой точки.

Гей.

Кара задорно рассмеялась, запрокидывая голову назад.

— Ну конечно, он гей! — выдала она и оттолкнулась от стойки, чтобы пройти к столику в центре зала.

— Что значит «ну конечно»?! — я последовала за стройной фигурой подруги, которая даже объедки со стола умудрялась убирать грациозно.

— Очнись, Тэдди, мы же с ним живем вместе. Я ходила при нем в майках с вырезом глубже Марианской впадины, а он даже ни разу не посмотрел на мою грудь. А на мою грудь не смотрят либо геи, либо мертвецы.

Хайд, вообще-то, не имел права быть геем. Он же знал о моем комплексе неполноценности в связи с нетрадиционными ориентациями. Мои родители голубые, моя сестра лесбиянка. Дом Картеров — просто бесконечный гей-прайд-парад, и мы с моим братом Джулианом чувствовали себя его ненужными гетеросексуальными декорациями.

Мы с Карой вернулись к центральной стойке, которую спящий Грэг успел залить коньяком. Я взяла тряпку и усердно начала протирать заляпанную поверхность.

— И когда ты планировала рассказать мне об этом?

— Я думала, ты знаешь. Почти все были в курсе. — Кара виновато пожала плечами.

Я устало вздохнула откинула тряпку и положила подбородок на согнутые руки.

— Даже я знал, милочка, — Грэг отнял свое помятое, бородатое лицо от стойки и пододвинул ко мне пустой стакан с просьбой его наполнить.

— Заткнись, Грэг, и без тебя тошно. — скривилась я, но все же налила ему в стакан чай, который он снова разведет алкоголем, когда никто не будет смотреть.

Пытаясь хоть чем-то себя занять, я схватила со стойки пачку салфеток и начала распределять их по залу. Кара, загадочно улыбаясь, проследовала за мной.

— Расслабься, Тэдди, на Хайде свет клином не сошелся. Просто еще один гей в твоей жизни. — улыбаясь, она притянула меня к себе за плечи и обняла.

Мне оставалось только обиженно сопеть ей в затылок.

Мы с Карой были примерно одного роста, с той разницей, что у нее фигура, как у профессиональной модели, а у меня, как у новорожденного детеныша жирафа. Кожа у подруги красивого смуглого оттенка, длинные черные волосы заплетены в тысячи косичек, и большие глаза цвета молочного шоколада были очерчены густыми ресницами.

Я же с рождения была нескладной и чуть угловатой. Доской, в которую невозможно забить гвозди.

Несколько лет назад, чтобы обрасти формами, я начала много есть, и в итоге стала весить чуть ли не на полсотни фунтов больше положенного. Тот период моего существования веселым не назовешь (если только вы не находите картину толстушки, со слезами поедающей маффины по ночам, забавной). Где-то лет в пятнадцать Джек серьезно взялся за мое воспитание. Точнее за мои тренировки — иногда мне действительно казалось, что он готовит меня к боевым действиям в горячих точках. Зачем еще мне нужно было вставать с утра пораньше и нарезать мили вокруг всего района, собирать и разбирать автоматы по сто раз на дню, приседать, отжиматься и таскать на себе бревна?

Я даже и не подозревала, что все нормальные девочки в моем возрасте ходят на бальные танцы и свидания. Единственным плюсом было то, что в короткий период я снова умудрилась вернуться к своей прежней форме плоского кухонного противеня, как любил меня называть Чарли.

Пару месяцев назад половое созревание все-таки устало постучало в двери моего организма, и он, хоть и с опозданием, но начал внешне проявлять свои гендерные признаки — острые углы моей фигуры медленно сглаживались, а я уже начала приглядывать в магазинах не одни только спортивные лифчики.

Мне-то казалось, что жизнь налаживается. А Хайд взял и оказался геем.

Геем, геем, геем.

— Когда это ты вообще успела втюриться в Хайда? — удивилась Кара.

— Не втюрилась. — застонала я. — Просто я надеялась, что хоть кто-тоиз гетеросексуалов смеется над моими шутками. Я жалкая, да?

Кара чуть отстранилась, все еще придерживая меня за плечи.

— Мне тоже нравятся твои шутки. И по последним данным я все еще гетеросексуалка. Так что если в фонд твоего чувства юмора однажды потребуются пожертвования, я готова отрезать себе левую грудь.

— Почему левую грудь, а не правую?