Читать книгу - "Свет твоих глаз - Джоди Хедланд"

Раздался звук удара, а затем крик, похожий на вопль раненого животного, эхом пронесся по площади. И снова грохнул барабан.

Ей не нужно было смотреть туда, чтобы понять, что происходит. Солдата наказывали.

– Сколько плетей? – тихо спросил Пьер у прачки, стоявшей рядом с деревянным ведром на грубом столе. Рукава ее платья были закатаны, в растрескавшихся покрасневших руках она сжимала мокрую рубашку.

– Сотня ударов, – ответила женщина. Под столом молча сидели двое детей, глазевших на столб для порки.

Анжелика взмолилась, чтобы человек, которого наказывали, не оказался мужем этой женщины или отцом детей. Некоторые солдаты привозили с собой жен, чтобы те могли заработать добавку к рациону стиркой одежды. Женщины и дети жили со своими мужьями в переполненных бараках, деля комнаты с несколькими другими солдатами.

Судьба солдатской жены для Анжелики была вторым из худших зол, после замужества с торговцем пушниной. Невозможность уединиться и отсутствие дома, настоящей семейной жизни пугали ее точно так же, как судьба брошенной жены торговца.

– Что он натворил? – спросил Пьер у прачки.

– Пьяница, – ответила та.

– Жестокое наказание за простое пьянство, – пробормотал он себе под нос.

Все знали, что излишнее пристрастие к рому и виски было среди солдат распространенной проблемой, явно не стоящей сотни плетей. Но полковник Мак-Дугал прибыл на остров с единственной целью – подготовиться к атаке американцев. Поэтому полковник стремился не только закончить форт Джордж как можно скорее, но и положить конец разболтанности и безалаберности солдат.

Еще один удар девятихвостой плети по живому телу, и снова хриплый, полный боли крик.

Пьер удерживал Анжелику каменной хваткой, но она и не сопротивлялась. Ей нравилась надежность и сила его обнимающей, защищающей руки. Нравилось ощущать щекой тепло его тела и знать, что в любой момент можно прижаться к нему, достаточно сделать лишь крошечный шаг вперед.

– А вчера он нарушил комендантский час, – добавила прачка.

– Нарушил комендантский час? – Анжелика вывернулась из-под руки Пьера и взглянула на окровавленную спину солдата, привязанного к столбу для порки, на вытянутые вверх руки, делающие его беспомощно раскрытым.

Она резко втянула воздух, увидев, насколько его изранили.

Пьер недовольно забормотал и вновь оттолкнул ее себе за спину. Но она увидела достаточно, чтобы понять: несчастный не был лейтенантом Стили. К счастью. Ей не хотелось, чтобы он считал ее доносчицей, которая решила посчитаться за то утреннее нападение.

– Я же сказал тебе, не смотри, – хмуро покосился на нее Пьер.

– Я уже большая девочка. Я справлюсь, – полушутя сказала она. Ей не становилось плохо от вида крови и ран, она ведь день за днем потрошила рыбу. Но прятаться за Пьера было приятно. Она так привыкла рассчитывать только на себя и свои силы, что забота Пьера была радостной переменой.

Барабан все еще отсчитывал оставшиеся удары, а когда наказание наконец закончилось и солдата утащили прочь, Пьер выпустил ее.

Его внимание сместилось к офицерским квартирам за широкой лужайкой. Там, в тени каменного здания, стояла Лавиния Мак-Дугал. На ней было зеленое муслиновое платье, и на фоне белоснежной стены она казалась зеленым листком на еще не проснувшемся дереве. И Пьер, конечно же, заметил ее.

У Анжелики подвело живот от разочарования.

В походке Пьера, которой он двинулся в сторону леди, появилась легкость. Он прошагал по двору, мимо флагштока, на котором гордо развевался британский флаг, красуясь над защищенными частоколом домами. При хорошей погоде флаг поднимали каждое утро. И его, на высоком флагштоке, можно было увидеть даже от пролива, где она обычно рыбачила. Анжелика медлила, не решаясь проследовать за Пьером. Что ей делать – вернуться к работе в форте Джордж или вместе с ним подойти к леди?

– Мистер Дюран. – Лавиния улыбнулась и вышла из тени здания на солнце. Ее кожа стала бледнее, щеки ввалились, но болезнь никоим образом не сказалась на ее красоте. – А я уже начала думать, что вы покинули нас не попрощавшись.

– Я бы не осмелился. – Пьер эффектно поклонился и потянулся к ее руке, чтобы поцеловать.

Он не должен был так мило общаться с другими женщинами. И флиртовать с ними. И смотреть на них с интересом. Ведь это Анжелика была его подругой с детства – его лучшей подругой, разве нет? И его особые повадки, его шутки, его смех должны были предназначаться ей, и только ей.

– Вы должны чаще меня навещать, – сказала Лавиния.

– Теперь, когда я знаю, что вы поправились, я сломаю любую дверь, которая осмелится нас разделить.

Лавиния звонко рассмеялась, явно польщенная его шуткой. И этот звук шипом вонзился в сердце Анжелики.

Юная леди игриво потянула свой завитой локон.

Анжелике казалось, что та общается с Пьером на языке, который могут понять только мужчины. Она решительно пересекла двор и присоединилась к Пьеру. Пусть этот флирт ничего не значил для него, пусть он лишь притворялся с Лавинией, но Анжелике это не нравилось. Она знала, что не имеет права его останавливать или запрещать заводить отношения с другими женщинами. Они ведь были только друзьями, у нее не было никаких причин претендовать на его внимание.

Но даже напоминая себе об этом, она не могла удержаться и не подойти. Она взяла его за руку, заставив себя проявить смелость, на которую раньше просто не решилась бы. Дыхание прерывалось, и оставалось только молиться, чтобы Пьер ее не оттолкнул.

Анжелика замерла, не смея поднять глаза ни на Пьера, ни на Лавинию.

Но надежность руки Пьера успокаивала, а затем он удивил, не только накрыв ее пальцы своими, но и привлекая ее ближе.

– Мисс Мак-Дугал, вы ведь помните мою маленькую подругу Анжелику?

Маленькую подругу? Ей так хотелось возразить. Но Пьер взглянул на нее с улыбкой, и было в его глазах что-то такое, что заставило ее смягчиться.

– Да, я помню мисс Мак-Кензи, – сказала Лавиния, поворачиваясь к Анжелике. – Рада снова видеть вас, моя дорогая, хотя, должна признаться, я немного удивлена, что вы здесь.

– Я с Пьером. – Слова давались с трудом, и Анжелика в очередной раз пожалела, что не умеет вести вежливых разговоров и флиртовать с той же легкостью, что Лавиния.

А Лавинию, похоже, совершенно не беспокоил тот факт, что пальцы Пьера касались ее руки. Вместо ревности на ее лице читалась лишь мягкая жалость. Неужели она решила, что Пьер тоже добр с Анжеликой только из жалости?

Анжелика взглянула на Пьера, на его волевой подбородок, на легкую щетину, которая придавала ему чуть развязный вид. Пьер мягок с ней только потому, что жалеет ее?

Возможно, он жалел неуклюжую тощую девочку, но детство давно прошло. Он ведь не может чувствовать ту же жалость?