Читать книгу - "Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт"

«Хлопок правит миром» — Сара О’Келли настолько привыкла к этой фразе, что не придавала ей какого-то особого значения. Она не задумывалась о том, что «белое золото», бывшее основой жизненного уклада, может также стать орудием политики.

Вчера ей не удалось поговорить с отцом: и Уильям, и Юджин были взбудоражены вестями, которые пришли из Чарльстона — столицы Южной Каролины. Не так давно там появилась скандальная книга публициста Хинтона Хельпера «Неминуемый кризис Юга», где говорилось об экономической невыгодности рабства, и которую северяне использовали в агитации против южан.

Плантаторы-рабовладельцы были возмущены. Что станет делать наглый Север без хлопка, который дает благодатный Юг?! Тут же пошли слухи о предстоящем расколе демократической партии и выходе Южной Каролины из Союза.

Уильям коротко рассказал об этом Саре, когда она вошла в кабинет и заметила, что хотела поговорить с ним еще вчера. Выслушав отца, Сара спросила:

— Нам грозит непосредственная опасность?

— Нет, разумеется, нет, — ответил Уильям и грустно улыбнулся.

Юджин слишком легкомыслен, а Сара чересчур серьезна — вот почему у него до сих пор нет внуков! Если бы сын и дочь могли поменяться местами, все сложилось бы по-другому.

— Если у нас не будет рабов, кто станет собирать хлопок!

— Ты совершенно права. Янки не знают, что такое негры, и не умеют управляться с ними. Освободить их — значит, посадить себе на шею до скончания века. Если это произойдет, в стране воцарится хаос, — сказал Уильям и спросил: — О чем ты хотела со мной поговорить?

— О хаосе в нашем доме.

Уильям удивленно приподнял брови, а Сара продолжила:

— Что ты скажешь, если я доложу, что некий раб вместо того, чтобы работать, как другие, целыми днями читает книги из твоей библиотеки?

Уильям рассмеялся.

— Примерно то же, что бы сказал, если б узнал, что Касси надела одно из твоих платьев, велела запрячь коляску и отправилась наносить визиты соседям. А о ком ты говоришь?

— О мулате Алане, которого ты почти подарил Айрин.

Когда речь шла об Айрин, Уильям всегда вставал на ее сторону. Сара надеялась, что в этом случае он поведет себя иначе.

— Не может быть! Откуда он знает грамоту?

— Мне неизвестна его история.

— А кто разрешил ему брать книги из библиотеки?

— Разумеется, она.

— Подумать только! Вели прислать этого мулата ко мне.

— Ты хочешь его наказать?

— За что? — удивился Уильям. — Если он умеет читать и писать, это надо как-то использовать.

Это был тот случай, когда с отцом не приходилось спорить. Уильям не терпел, когда личное отношение к рабам мешало хозяевам осознать их полезность. Скрепя сердце Сара выполнила отцовский приказ, и вскоре Алан вошел в кабинет своего хозяина.

Уильям впервые внимательно разглядел недавнее приобретение. В этом человеке на редкость гармонично сочетались черты европейского и африканского народов. Черное и белое, дикость и ум, чувственность и хладнокровие. Плантатор вспомнил доклад управляющего: раб непокорный и дерзкий, его не может сломить даже жестокое наказание, его лучше продать, а неплохо было бы и убить.

Уильяму стало интересно докопаться до правды, и он спросил:

— Кто был твоим хозяином?

— Их было много, сэр.

— Я имею в виду первого, в доме которого ты родился.

— Этого человека звали Гарольд Клеменс из Джорджии.

— Гарольд Клеменс? Мы не были близко знакомы, но я слышал о нем. Кажется, он умер?

— Да. Два года назад, — ответил Алан и добавил: — Он был моим отцом.

От неожиданности Уильям покачнулся на стуле.

— Этого я не знал. Так это он распорядился обучить тебя грамоте?

— Да, сэр. Я с детства много читал. Отец собирался отправить меня на Север, когда мне исполнится двадцать. Мы говорили об этом накануне его смерти.

— Почему же он не дал тебе свободу?

Алан нервно сцепил длинные пальцы, но его лицо осталось спокойным.

— Я по сей день задаю себе этот вопрос. Он воспитывал меня, как сына, и я знаю, что он меня любил.

— Что произошло с тобой после того, как он умер?

— Его законная белая супруга распорядилась продать меня людям, единственным стремлением которых было оставить на моем теле как можно меньше живого места и втоптать мою душу в грязь.

Уильям почувствовал странное смущение, какое никогда не испытывал в присутствии рабов. Он невольно подумал о том, что отношение плантаторов к этому юноше напоминало поведение дикарей, в руки которых попала ценная вещь.

— Ты не хотел покоряться?

— Не хотел.

— Почему?

— Поставьте себя на мое место, сэр!

Это был дерзкий ответ, но Уильям сделал вид, что ничего не заметил, и спросил:

— А как у тебя с арифметикой?

— Хорошо. И я также увлекался географией и историей.

Уильям вновь ощутил неловкость. Этот юноша держался с редким достоинством; в нем было легко угадать человека, привыкшего думать и истолковывать жизнь согласно личному пониманию. Многие знакомые мистера О’Келли, мнившие себя столпами местного общества, жили словно вслепую: все представления о том, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо, заимствовали от окружающих и никогда не имели своего мнения. Уильям понимал, что умение возвыситься над своей средой — редкое качество, данное немногим.

— Мы привыкли называть мулатами всех, кто имеет смешанную кровь, но, полагаю, ты черный только на четверть, а то и меньше?

— Не знаю, сэр. Моя мать тоже была достаточно светлой, но она не помнила своих родителей, — ответил Алан, при этом в его взгляде ясно читалось: «Какое это имеет значение, если я все равно несвободен?».

Очевидно, хозяева ненавидели этого раба не за его знания, грамотную речь и хорошие манеры, а в первую очередь — за отсутствие подобострастия и страха. Подумав, что должен принять достойное и великодушное решение, Уильям сказал: