Читать книгу - "Тайная жизнь Лизы - Крис Манби"

Напившись на голодный желудок, я отрубилась и смогла проснуться только на следующее утро, причем от довольно жуткого ощущения – это Ричард постукивал меня по лбу костяшками пальцев.

– Проснись! Проснись! – услышала я его слова сквозь пелену похмелья, даже посильней того, которое я заработала, провожая прошлое тысячелетие. – Уже полдвенадцатого. Нам через полчаса надо быть у твоей мамы.

Что? Что-о-о-о!!!

Я вскочила и стукнулась головой о лампу, которую прикрутила к изголовью кровати, чтобы читать перед сном. Тогда эта идея показалась мне очень удачной.

– Она уже звонила и спрашивала, выехала ты или нет, – сказала Сима, стоя в дверях. – Я сказала, что ты выехала в десять. И все равно она жаловалась, что, пока ты доберешься до Солихалла, у нее все мясо сгорит.

– О, дьявол! – закричала я.

Я спрыгнула с кровати и натянула носки и кроссовки. Потом кроссовки пришлось снять и сначала надеть джинсы.

– Ты что, так и поедешь? – спросила я, принюхиваясь к футболке с изображением какой-то рок-группы и прикидывая, можно ли ее еще надевать. На Ричарде была стильная оранжевая рубашка и совсем неплохо выглаженные брюки. – А галстук?

– Я всю неделю хожу в галстуке. Ты считаешь, что без него нельзя?

– Нет, нельзя. Сима, не знаешь, есть галстук у Толстого Джо?

– Есть. Только он, кажется, им брюки подвязывает с тех пор, как лопнул ремень.

– Позвони моей матери, – инструктировала я свою соседку по квартире, параллельно шнуруя кроссовки, – и скажи, что только что видела, что я стою под домом и меняю колесо. А Ричард, скажи, мне помогает, – она точно спросит.

Сима вернулась через минуту.

– Спрашивает, почему нельзя было взять машину Ричарда вместо твоей старой «Фиесты».

– Просто отвечай, что я уже еду. Только йоркширский пудинг пусть пока не печет.

– Слишком поздно, – сказала Сима. – Уже испекла. Она сказала, что из-за твоего эгоизма все остынет. Она сказала мне, что я небось никогда не устраиваю своей матери такую нервотрепку. Я ответила, что конечно, а если б устраивала, то меня бы отправили жить к тетке в Бомбей. Она спросила, нет ли у моей тети лишней комнаты для тебя.

– Помолчи уж, ходячая добродетель, – ответила я, – пока я не написала твоим родителям про конкурс танца живота в «Стрингфеллоуз»[21].

– Я же на спор танцевала, – запротестовала Сима. – Чтоб собрать деньги для Недели рэгги.

– Расскажи это своей бомбейской тетке.

Ричард сидел в ногах кровати и с изумлением наблюдал, как, отвергнув опасную для здоровья футболку, я стала вываливать на пол содержимое шкафа, расшвыривая юбки, рубашки и джемпера, пока из своей комнаты не пришла Сима с костюмом, который она держала специально для собеседований при приеме на работу.

– Можешь надеть, – сказала она, – только дай слово, что не будешь танцевать в нем. И обещай мне не наставить пятен.

– Спасибо, – ответила я. – Я что, действительно похожа на человека, который не может донести до рта вилку с едой?

Ричард и Сима посмотрели на пятна от чая на моей пижаме, но ничего не сказали.

Бедный Ричард. И так-то мало радости знакомиться с двумя лунатиками, которые последние двадцать семь лет числятся моими родителями, но едва мы въехали на их улицу (опоздав всего на два часа), я поняла, что самое ужасное впереди: у подъезда уже стоял автомобиль моего брата Колина.

Мы с Колином близнецы. Но в это можно поверить, только посмотрев наши свидетельства о рождении или сделав анализ крови. Конечно, мы и не обязаны во всем походить друг на друга. В конце концов, я девочка, а он мальчик. Но можно предположить, что хоть что-то общее у нас должно быть. Вышло так, что у нас даже волосы разные. Ему каким-то образом удалось заполучить вьющиеся светлые локоны, самой природой уготованные мне, а мне достались редкие пучочки волос мышиного цвета и постепенно надвигающееся облысение. Ну хорошо, насчет облысения я загнула, но разве не жестоко со стороны природы самыми красивыми волосами и ресницами награждать мальчиков? Назовите мне хоть одну представительницу прекрасного пола, обладающую самыми красивыми, по вашему мнению, ресницами, и мы вместе спросим у нее, какой удлиняющей тушью она пользуется.

В общем, мы с Колином ни в чем не походили друг на друга. Он был блондин. У меня волосы были серыми. У него были голубые глаза. Мои глаза были цвета лужицы с грязноватой зеленой водой. Его мускулы вызывали восхищение. Мои – жалость. И так далее, и так далее, и так далее. К тому времени, как нам исполнилось по шесть лет, он был настолько физически крепче меня, что многие считали, что он старше года на два, хотя на самом деле это я опережала его на целых восемь минут. Но наши различия нисколько не мешали всем, кто узнавал, что мы близнецы, постоянно сравнивать нас между собой.

В школе садистки-учительницы (которым лучше подошло бы амплуа проституток-доминатрикс в Сохо, а не формирование детских сердец и душ) при малейшей ошибке говорили мне: «Почему ты плохо считаешь? Твой брат Колин очень силен в математике. Почему ты не можешь без ошибки написать слово „несовершеннолетний“? Твой брат Колин может без ошибки писать слова длиной до восьми слогов». А вот спросил бы кто-нибудь его, сумеет ли он заплести французскую косичку? Или назвать всех членов группы «Bucks Fizz» по именам и с днями рождения? Наверняка не сумел бы.

– Ого, машинка, – присвистнул Ричард, увидев возле дома каплевидный синий «форд фокус». Еще бы. Мой «форд фиеста» (рыжий от ржавчины, а не от краски: первоначально он был желтым) выглядел так, будто активно эксплуатировался еще во время Крымской войны. Автомобиль был такой новый, что весь сверкал, что и объясняло появление Колина.

– Это машина моего брата, – уныло сказала я.