Читать книгу - "Мой неласковый Муж - Екатерина Ромеро"

ее Монстра я узнавал себя. До чего же точно она все передавала, Еся помнила просто все до мельчайших деталей.

Еся писала о нас так правдиво, филигранно просто: начиная от встречи, она помнила все. Все плохое, конечно. Хорошее так не запоминается.

Нелюбовь. Она часто использовала это слово, что меня ранило без ножа, ведь это тоже было предельно точно.

Память сыграла с Есей злую шутку. Она блокировала воспоминания уже тогда, когда действие гипноза ослабло, и это ее мучило. Еся начала чаще плакать, к ней вернулись кошмары, и я просто понял, что дальше так продолжать нельзя. 

Она не выдержит, совсем запутается, а после сорвется, и да, я сам сломал эти блоки окончательно. Я их разрушил, снова сделал ей больно, хоть и опять не хотел этого.

И вот теперь я пытаюсь собрать эту девочку и привести ее в чувство, хотя, по правде, я уже не знаю, что мне делать.

Еся попыталась сбежать утром. Моя хитрая лисичка уже так делала, только разница существенная. Тогда я планировал отдать ее на аукцион — это было моей целью, а теперь я просто хочу быть с ней. Без Данте, без рабства, без всего этого дерьма.

— Алло, Кэрол, это Арман.

— Я тебя узнала. Что случилось?

— Ты можешь приехать? Срочно. Немедленно приезжай!

— Что такое?

— Еся начала чаще плакать. Я уже не мог это выносить. Мы с ней откровенно поговорили. Она все вспомнила. Никаких блоков больше нет. Еся знает, кто она и кто я.

Тишина в трубке, а после я слышу встревоженный голос Кэрол:

— Как она отреагировала?

— Херово. Дважды теряла сознание. Головные боли, у нее температура поднялась, плачет. Я… я не знаю, что делать. Еся боится меня очень. Настолько, что кричит и дрожит, как только я подхожу ближе. Кэрол, помоги.

— Я выезжаю. Постарайся ее успокоить, насколько это возможно.

Я знаю Кэрол еще с первого года службы. Она первоклассный специалист, она работала с самыми тяжелыми травмами, какие только могут быть после войны.

Кэрол помогла мне запечатать память Еси, она же ее наблюдала этот год, когда я не смел приблизиться к своей девочке.

Да, я украл ее жизнь, украл этот год и поступил бы точно так же, потому что Еся — это то единственное мое, которое вообще у меня было.

И маски теперь сорваны, стало намного хуже. Потому что теперь я больше не могу играть хорошего мужа. Мне придется быть самим собой, а это будет намного сложнее.

Еся видит во мне кошмар, Монстра. Что ж, клетка открыта. Арман вышел и расправил плечи. Каждому надо смотреть страхам в лицо, и я для Еси именно такой ужас.

Глава 24

«Я носил маску первое время. Для нее. Чтобы рабыня видела во мне хозяина, привыкала к образу, а не к личности. Не к моей внешности, а к приказам, но она сорвала маску с меня. Ее взгляд надо было видеть. Удивленный, обескураженный, восхищенный — так, кажется, они это называют.

Впрочем, они все так реагируют на меня. Я привык уже, и

ничего, кроме злости, это у меня не вызывает. Надо было Хамиту стараться с клинком сильнее. Он хотел меня изуродовать, да не вышло.

Шрам только ожесточил мою внешность и никогда мне не мешал.

Наоборот. По какой-то причине самки от него тащились, а я не мог смотреть в свое отражение. У меня и сейчас нет дома зеркал, впрочем, как и самого дома».

Она лежит на диване. Бледная, слабая, морально израненная до предела. Моя осенняя девочка. Я сижу напротив на кресле. Я знаю, что нас ждет тяжелый разговор и Кэрол приедет только спустя час.

Ее бледные пальцы слегка подрагивают, ресницы трепещут, а после Еся распахивает глаза. Смотрит на меня. Снова молча.

— Тебе лучше?

— Да.

Ее голос. Тихий, сорванный, забитый. Я прямо вижу, что она боится сделать лишнее движение, потому что, сука, я здесь. Рядом с ней. Ее монстр, ужас из романа. Собственной персоной. Спасибо, поаплодируете потом.

— Девочка, у тебя, вероятно, много вопросов, на которые ты хочешь знать ответы. Спрашивай, я слушаю.

Еся садится на диване, обматывается одеялом. Это защитный жест, я понимаю. Я для нее уже не хороший муж Марат, от которого меня уже тошнило, а ее похититель, ее ночной кошмар. Я тот, из-за кого она плакала так много, кого звала, кого называла чудовищем.

Мне же, наоборот, дышать даже легче без этого сахарного панциря. Быть добреньким то еще занятие, аж спину ломило от этой маски.

Теперь мне не надо больше контролировать буквально каждый свой жест, но в то же время эта честность дается тяжелее.

Еся боится меня настоящего. И это не тот страх, когда напугаешь в переулке. Она боится за свою жизнь. Я вижу ее растерянный взгляд, глаза, полные слез, хоть моя девочка и пытается держаться.

Так и выглядит загнанный зверек. Еся точно маленький пойманный зайчонок. Смотрит на меня, как на волка. Со страхом, неприкрытым ужасом. Да, именно такой ее реакции я и боялся. Именно этого я не желал видеть в ее глазах.

— Скажи, я не теряла память?

— Нет, это был психологический блок. На время.

— Ты промыл мне мозги. Как ты это сделал? Гипноз?

— Не совсем, но близко к этому. С тобой поработали специалисты. Немного.

— Мои сны и видения. Это была моя память?

— Да. Именно так она к тебе возвращалась. Ты уже полностью отошла от этого. Теперь все реально, девочка.

Еся кивает. В глазах понимание и пустота, а я прямо слышу, как шевелятся ее шестеренки в голове. Пытается логически построить хоть какую-то цепочку. Напугана, зажата, скована невидимыми цепями.

Она больше не будет сбегать. Я вижу это в ее взгляде. Обреченность. Смирение. О нет, девочка, ты сильнее, чем думаешь.

— Моя мама. Она знает, где я?

— Для нее ты уехала в кругосветное путешествие. Она не ищет тебя и живет свою единственную жизнь.

— Ясно. Мама меня никогда не любила. Для нее что я есть, что нет меня — все одинаково. Потому я и была для тебя идеальной жертвой. Я та, которая никому не нужна.

Ее глаза быстро наполняются слезами. Я вижу, как Еся с силой сжимает одеяло и поглядывает то на меня, то на входную дверь, а после просто опускает голову.

Она не решится, не рискнет бежать, Еся слишком напугана для этого.

— Я пытаюсь вспомнить это, но не могу. Один момент.

— Какой именно?

— Авария — ее, получается, тоже не