Читать книгу - "И в сумерках придёт рассвет - Надежда Черпинская"

class="p1">– Хранительница тайн, что скрываются в лесу Арин. Моё имя тебе известно: я – Аринэль. Пойдём, моё сладкое дитя! Тебе пора отдохнуть, и увидеть то, что было забыто…

Аринэль протянула изящную, озарённую светом руку, и Мара вложила в неё свою почти без страха. В тот же миг они оказались в пещере, вернее, как поняла Джалина, оглядевшись, гигантском дупле у корней огромного дерева.

Здесь нашлось место для постели, каменного стола, лавки и разной утвари. Вход в жилище, как занавес, скрывали тонкие переплетённые между собой ветви какой-то лесной лианы и хмеля.

– Где я? Что Вы хотите? Зачем я здесь? – встревожилась Мара Джалина.

– Не беспокойся ни о чём! – мягко сказала волшебница, кладя руки на плечи Мары и усаживая её на постель. – Отдохни от суеты, забудь обо всём, чтобы… вспомнить! Спи, и пусть спадёт с твоих глаз пелена чёрной магии! Спи, Мара Джалина  Вильсения Ринай! – прошептала Аринэль.

Девушка хотела спросить, откуда эльфийской волшебнице известно её имя, но она заснула прежде, чем успела это сделать.

Тайны прошлого и будущего

По той стране, которой нет, тоскую.

Ведь то, что есть, –

Желать душа устала.

А светлая луна серебряные руны

Поёт мне о стране, которой нет.

Там исполнение желаний наших.

Там нет цепей. Там лунная роса

Ложится на пылающие лица.

Я жизнь свою в горячке прожила.

Но как мне удалось, сама не знаю,

Найти страну, которой нет.

А в той стране в сияющей короне

Мой навсегда возлюбленный живёт.

– Любимый мой! – зову я.

Ночь молчит.

– Где мой любимый? – вопрошаю снова.

Высоко свод вздымается небесный,

И в бесконечных голубых глубинах

Теряется мой голос…

Но дитя

Страданий человеческих превыше

Небесных сводов простирает руки

И слышит сердцем:

– Я есть тот, кого

Ты любишь нынче и обречена

любить ВСЕГДА…

Эдит Сёдергран

Маре снилась огромная и мощная крепостная стена, широкая как дорога, вдоль которой высились зубцы с отверстиями бойниц.

Она стояла на этой стене и была мала ростом. Она видела над собой лишь небо, пронзительное синее небо, а ей хотелось знать, что там… внизу…

Мара пыталась взобраться на один из зубцов, но руки соскальзывали с холодного камня, и это не удавалось. Потом кто-то схватил её на руки и поднял вверх.

Глазам предстала цветущая как сад земля, и она вскрикнула от восторга. Мара обернулась взглянуть, кто ей помог, и увидела лицо молодого мужчины с умными и добрыми глазами. Ветер, гулявший в небесах, перебирал его светлые волосы.

– Джастин! – крикнула она звонким детским голосом.

И это имя вдруг больно отозвалось где-то прямо в сердце, и словно пелена спала с её глаз! Мара чувствовала себя прозревшей слепой.

Она теперь увидела всё происходящее как бы со стороны, будто стояла здесь же на замковой стене и видела, как высокий юный воин, прекрасный в своей молодости и силе, держит на руках девочку лет семи, не более, с каштановыми косами одетую в белый шёлк.

– Смотри, принцесса! – сказал воин. – Всё это – твоя страна, Светлый край! Там лежат северные земли, где бьётся о берег Серебряное море – эльфийский край. Там… – рука его двинулась дальше, – в горах, на востоке, живёт твой гордый дядя, король Дарген Ринай Дри – это Остенград. А там, на западе, великие и непокорные пустоши – Дикие земли, там собраны разные существа, и редко кто по доброй воле рискнет отправиться туда. А здесь… всё, что ты видишь – это Лейндейл, как таковой, и внизу благоухает Королевский сад Джалисона.

– А там? – спросила девочка, указывая маленькой ручкой на юг.

– Там… – Джастин замолк надолго, – там лежат чёрные земли Каран Гелана, о которых лучше не поминать вслух…

Маленькая Мара нахмурилась, но тут же забыла о своём вопросе.

– Я хотела покормить голубей! – сказала она, доставая из кармана немного хлебных крошек.

Джастин поставил её на зубец стены, и, взглянув вниз, она вскрикнула.

– Ты не боишься, что я упаду? – лукаво спросила принцесса.

– Если ты упадёшь, я прыгну следом и спасу тебя.

– Как? – не поняла девочка.

– Упаду первым, и ты приземлишься на меня. Не бойся – будет мягко! – улыбаясь, сказал Джастин.

Мара Джалина легонько стукнула его по плечу.

– Глупый, ты надо мной смеёшься! Ты ведь тогда разобьешься насмерть!

– Конечно! Я ведь не птичка и летать не умею! Так что лучше не падай! – ответил юноша с очень серьёзным выражением лица.

Мара поглядела на него угрюмо, а затем оба рассмеялись.

Поддерживаемая Джастином за подол платья, принцесса вытянула вверх руку с хлебом, и вскоре с неба к ней на ладонь слетел белоснежный голубь. Он был тяжёл для детской ручки, несмотря на кажущееся изящество. Голубь щекотал пальцы, и принцесса взмахнула рукой. Птица захлопала крыльями над её головой, золотая в лучах солнца…

И картина сна, померкнув, сменилась другой.

Теперь Мара оказалась в огромном зале, сияющем сотнями огней. Здесь горели свечи, и играла торжественная музыка.

И теперь юная девочка тринадцати лет, разодетая как королева (что её  вовсе не радовало, поскольку платье было тяжёлым и жутко неудобным) шествовала по залу. Рука её лежала в руке Джастина. Она изо всех сил старалась идти с гордо поднятой головой и не смотреть под ноги, хотя очень боялась оступиться и упасть.

«Это мой тринадцатый день рождения» – подумала та Мара, что наблюдала за этим со стороны.

И взгляд её обратился туда, где на троне восседали величественные  король и королева, и куда теперь Джастин усадил и юную принцессу.

– Матушка, папочка! – нежно прошептала Мара Джалина.

Ей хотелось броситься им навстречу и обнять, но она не шелохнулась, помня о том, что это лишь сон, и его легко можно разрушить. Она просто вглядывалась в дорогие ей лица, запоминая каждую чёрточку лица, каждое новое выражение глаз.

А между тем шли поздравления принцессы Вильсении. К её ногам складывались дорогие подарки:  книга отца, платье матери, лук от короля Даргена Дри, а потом под возгласы всеобщего удивления, Джастин внёс огромный вазон с настоящими эльфийскими розами, сиявшими серебром.

И юная принцесса бросилась к ним, позабыв приличия. Картинка утонула в лунном сиянии дивных бутонов, померкла, хоть Мара Джалина и цеплялась, как могла, за это видение, вернувшее дорогие ей лица хотя бы на миг.

Иная картина