Читать книгу - "Обольститель и куртизанка - Анна Кэмпбелл"

— Сколько лет вашему сыну, Оливия? — осведомился он будничным тоном.

Куртизанка отвела глаза. Ее руки в лайковых перчатках табачного цвета безжалостно скомкали сумочку.

— В августе будет семнадцать.

— Лео, не знает, что вы его мать.

— Он не должен узнать. — В голосе Оливии слышались ярость и боль. И еще… Эрит не подозревал, что ей знакомо это чувство…

Мучительный стыд.

Глаза графа сузились, гнев клокотал в нем. Если его догадка верна, Оливии нечего стыдиться. Эрит с трудом обуздал себя. Он заставит обидчиков Оливии молить о пощаде, но прежде нужно узнать правду.

Эрит уже не спрашивал себя, почему боль этой женщины стала его болью. Он принял это как данность.

Ему хотелось обнять Оливию, подарить ей хоть немного человеческого тепла, но приходилось себя сдерживать. Участие — последнее, чего ожидала Оливия от своего покровителя. Эта горькая мысль больно кольнула Эрита.

— Мальчик любит вас.

— Да. — Оливия раздраженно расправила несуществующие складки на юбке. — Но в действительности его родители — Маргарет и Чарлз Уэнтуорт.

Эрит в этом сомневался. Он явственно видел близость между матерью и сыном. Эту близость он принял за любовное влечение. Его ослепляла ревность и неутоленное желание.

Эриту внезапно захотелось что-нибудь сокрушить. Разнести вдребезги, молотя кулаками. Он сложил руки на груди, чтобы скрыть гневную дрожь.

— Вам было пятнадцать, когда родился Лео. Оливия уже призналась в этом, но Эриту важно было произнести вслух ужасные слова. Услышать беспощадную, отвратительную правду.

Подлец овладел ею, когда она была почти ребенком. К горлу Эрита подступила тошнота. Господи, в каком же возрасте Оливия впервые узнала, что такое мужское вероломство и жестокость?

— Да. — Она все еще избегала испытующего взгляда Эрита.

«Проклятие, Оливия, здесь нет вашей вины».

Граф помолчал, стараясь заглушить в себе исступленный вой демонов ярости. Когда он заговорил, голос его, несмотря на все усилия, звучал резко:

— И все же вы испытываете добрые чувства к презренному отцу вашего ребенка.

Оливия недоуменно нахмурилась и встретила, наконец, взгляд Эрита.

— К его отцу?

Ее прекрасные глаза потемнели и затуманились, приобрели оттенок жженого сахара. Эрит вновь почувствовал раскаяние, но желание узнать правду победило.

— Лорду Перегрину. — Он гневно прорычал ненавистные слова словно проклятие.

В глазах Оливии промелькнуло странное выражение. Губы ее чуть дрогнули в подобии усмешки.

— Вы думаете, что Перри — отец Лео?

— Их сходство бросается в глаза.

— Не вы ли говорили, что Перри влечет к собственному полу?

Зачем Оливии эта пикировка? Происхождение мальчика легко читалось по его красивому лицу.

— Выходит, я ошибался.

К его изумлению, Оливия презрительно рассмеялась. Бросив на Эрита колкий взгляд из-под длинных ресниц, она отвернулась к окну. Вечернее небо уже заволокло тучами.

— Уверена, вы впервые признаете, что ошибались.

— Не судите опрометчиво.

— Этому допросу пора положить конец, лорд Эрит. — Губы Оливии сурово сжались, по лицу скользнула гримаса отвращения. — Я уже сказала вам все, что собиралась.

— Вы хотите, чтобы я спросил об этом самого Монтджоя? — «А потом убил его, медленно и жестоко», — мысленно добавил Эрит.

— Какой же вы негодяй, — прошептала Оливия, прочитав в глазах графа невысказанную угрозу. — Оставьте Перри в покое.

Потрясенный Эрит задыхался от возмущения. Как может Оливия защищать мерзавца, надругавшегося над ней и разрушившего ее жизнь? Слова вырвались у него, как пули из ружья:

— Какого дьявола вы вступаетесь за человека, который изнасиловал вас, когда вы были еще девочкой?

— Перри не насиловал меня. — Оливия отдернула занавеску, чтобы лучше видеть пейзаж за окном.

Серый свет сгущающихся сумерек упал на ее прелестное лицо. Она казалась девушкой, слишком юной, чтобы иметь такого взрослого сына, как Леонидас. И в то же время древней старухой, знающей все тайны тысячелетия.

— Не лгите, Оливия, — отрывисто бросил Эрит. — Мальчик — точная копия своего отца.

— Да. — Она снова посмотрела на графа, и на этот раз строгий взгляд ее был почти бесстрастным. — Но Перри не отец Лео. Перри его брат. Отец моего ребенка — лорд Фарнсуорт.

Во второй раз за этот день Эрит почувствовал себя так, словно из него вышибли дух одним ударом.

Любовником Оливии оказался не изнеженный красавчик лорд Перегрин, а его отец, грязный распутник и негодяй.

Эрита замутило от отвращения.

«О, Оливия…»

Фредерик Монтджой, лорд Фарнсуорт, был настоящим чудовищем, похотливым сатиром, жадным до необычных ощущений. Он не гнушался ничем. Путался с женщинами, с мужчинами, а ближе к смерти — даже с животными, если верить слухам. Ему нравилось причинять боль и самому подвергаться истязаниям. Но если он и растлевал детей, то держал это в тайне.

Давным-давно, еще до женитьбы на Джоанне, Эрит как-то видел Фарнсуорта мельком на одном из светских раутов, но потасканный старик не вызвал у него интереса. И все же граф успел составить о нем мнение. Этому мерзавцу он не доверил бы и бродячую собаку, не то, что беззащитную девочку.

— Вы узнали довольно, милорд. Я и так рассказала вам больше, чем кому-либо. — Голос Оливии надломился; Эрит заметил, что руки ее, терзавшие сумочку, дрожат. — Я ни с кем никогда не говорила о тех днях. Ради всего святого, пожалуйста, оставим этот разговор.

Жалость пронзила Эрита. Зачем он мучает эту женщину? Заставляет страдать ту, что и без того так много выстрадала?

Он вспомнил, как наполнялись страхом прекрасные глаза Оливии, когда маска равнодушия и холодности слетала с ее лица. Быть может, это нелегкое признание поможет ей избавиться от призраков прошлого, преследующих ее по пятам.

— Расскажите мне, что случилось, — потребовал Эрит. Даже в полумраке кареты он различил гневные огоньки, вспыхнувшие в ее глазах.

— Вы не оставите меня в покое?

— Расскажите, Оливия.

Она вскинула голову и с ненавистью процедила сквозь зубы:

— Мой брат отдал меня лорду Фарнсуорту в уплату за карточный долг, когда мне было четырнадцать. Теперь вы довольны?

Силы небесные, подлец брат растлил ее, продав развратному старику. Неудивительно, что она так презирает мужчин.

— Мне очень жаль. — Слова Эрита прозвучали чертовски нелепо и беспомощно.

Оливия пожала плечами и снова отвернулась к окну. Она пыталась укрыться за привычной маской холодной, равнодушной куртизанки, но Эрит слишком глубоко ее задел. Несмотря на напускное безразличие, ее лицо казалось бледным и утомленным, полные губы сжались в горькую кривую линию. Эрита кольнуло чувство вины.