Читать книгу - "Дом Солнца - Наталия Павловская"

Герда скептически прищурилась, глядя на музыканта:

– А ты чем другим заниматься не пробовал? Ну, там рисовать или художественно картошку варить?

Тот смутился, отложил гитару, и Малой снова завладел его вниманием:

– Это же значит, у него темперамент такой! Аппаратура не выдерживает, понимаешь?!

Малой с гордостью молодой матери посмотрел на Скелета, который пытался торговаться с немцами.

Макаревич не выдержал:

– Все! Хватит! Я уже не знаю, что хуже – что аппарат сгорел или что ты третий час подряд извиняешься.

– Понял. Нем как рыба! – согласился Малой и тут же затараторил с удвоенным энтузиазмом: – Кстати, в «Науке и жизни» прочел, что на Галапагосских островах водятся певчие рыбы! Когда они начинают общаться, а общаются они практически круглосуточно, потому что являются животными со стадной психологией, жители островов вынуждены затыкать уши. Поэтому в тех краях изобрели первые сенсорные дистанционные переговорники.

Макар озадаченно смотрел на Малого.

– Я вот думаю связаться с правительством Галапагосских островов и предложить им поставку лучших советских беруш! – на полном серьезе сообщил Малой и потянул к себе недопитую начальником поезда бутылку с портвейном. – Так что – за мир во всем мире?

Малой отпил вино, протянул бутылку Макару. Тот пил молча.

– Ну, берете меня в импресарио? – Малой радостно улыбнулся.

Макар поперхнулся вином.

– Понял, – не стал настаивать Малой.

А в соседнем вагоне подтянутые образцовые стройотрядовцы, попивая чай, пели оптимистические песни о родной природе и стремлении к лучшему будущему.

Рядом сидела взволнованная тетка и обнимала большую плоскую коробку. Ее сосед – пожилой мужичок, на шее которого висела гирлянда рулонов туалетной бумаги, а рядом стояла раздутая авоська. Из нее торчали кульки из жесткой серой бумаги, колбасные хвосты.

– …А это еще мне как повезло, – делилась радостью тетка, – это в ГУМе сапоги выбросили, югославские. Я и ухватила – это размер маловат, правда, но у меня соседка есть – это с вот такой лапой бабища, это я ее попрошу, так она мне до зимы в дому разносит.

– Какая у нас жизнь пошла хорошая! – радовался мужичок. – Поедешь в Москву, так колбаски любительской возьмешь палочку, маслица «Крестьянского»… – Мужичок любовно похлопал по своей авоське. – Опять-таки ребятам конфет «Раковые шейки» – пусть побалуются! Месяц целый будем есть и радоваться! Так еще удача какая: вот бумаги для подтирки, я извиняюсь, давали гражданам по две в руки, а мне по ветеранской книжке еще две полагалось, да плюс как герою Советского Союза! Во как!

Молодая мама, сидящая тут же в купе, высвободила грудь и приложила к ней младенца.

– А на юге, говорят, черешни, как яблоки, а яблоки, говорят, как дыни… – проговорила она задумчиво – почти пропела.

Растрогавшись, мужичок снял с гирлянды один рулон бумаги и протянул молодой маме:

– Возьми, дочка!

Молодая мама растерялась, замотала головой:

– Ой, нет, что вы!

– Бери, бери! А то что ж – попку детскую нежную газетой «Правда» тереть будешь? – улыбнулся добрый мужичок.

Кагэбэшница с высокой прической острым взглядом резанула мужичка, а молодая мама смущенно взяла бумагу:

– Спасибо вам, дедушка…

– Да чего там! Мы ж свои люди. Советские. Что ж делать, когда власть наша для души много дает, а для брюха и для жопы – нету ничего!

Дама с высокой прической встрепенулась:

– Прошу прощения, а вы до какой станции едете?

– Я-то? Я до Первомайска. Живу там.

– А работаете где? – настойчиво интересуется дама.

– Да на пенсии я, – охотно стал рассказывать бесхитростный мужичок. – Вот в рыбацкой артели сторожем подрабатываю. Пенсия у нас сами знаете…

Дама кивнула, пометила в блокноте «проверить первомайскую первичную организацию», со значением глянула на своего попутчика. Тот уставился на мужичка сверлящим взглядом.

Хипари затянули «Дом восходящего солнца». Малой, Скелет, Герда, Кореец и Солнце переглядывались как-то особенно, как свои со своими. Саша смотрела на них и гадала: где же они, такие разные, могли познакомиться?

А было на самом деле так: дюжину лет назад отчаянно-рыжая девочка-пятиклашка, с горлом, схваченным толстым белым компрессом, сидела на кровати в палате детской больницы в полном одиночестве и читала книжку «Снежная королева». Вдруг дверь открылась, в палату заскочил светловолосый мальчик лет двенадцати и встал за косяк двери с застекленным проемом.

– Сбежал? – хриплым голосом невозмутимо поинтересовалась девочка.

Мальчик кивнул.

– Имеешь право, – согласилась девочка. С тем же невозмутимым видом она отогнула край свисающего одеяла на своей кровати. Мальчик тут же юркнул под кровать. Девочка опустила одеяло и снова углубилась в книгу.

Дверь распахнула медсестра.

– Ну, куда же он девался? Я уже капельницу приготовила! Не забегал сюда?

Девочка отрицательно покачала головой.

Раздосадованная медсестра ушла.

Мальчик вылез из-под кровати, уселся на подоконник:

– Я считаю, что человеку не нужно лечиться. Уж какой есть, такой есть. А то, когда человек лечится, он пытается вроде как стать лучше. Стать не самим собой. Жить не свою жизнь, понимаешь?

Девочка честно помотала головой:

– Нет. Но красиво.

Солнце за спиной мальчика осветило его кудрявые волосы так, что они стали похожи на нимб. Девочка посмотрела на мальчика и вздохнула:

– Буду звать тебя Солнце.

– Почему ты так грустно это сказала?

Девочка обреченно качнула головой:

– Влюблюсь, наверное.

Мальчик улыбнулся, кивнул на книжку:

– Тогда я буду звать тебя Герда.

– Мне вообще-то маленькая разбойница больше нравится, – независимо отвернулась девочка.

А в коридоре больницы с прохладно-белыми стенами и глупыми картинками про недотёпистых зверей худющий мальчишка лет восьми с загипсованной ногой устроился в дерматиновом кресле и сосредоточенно перекладывал из конверта в кляссер новые марки. К нему с двух сторон подошли двое ребят постарше. Один – с забинтованной головой, другой – с рукой, примотанной к планшетке. Первый ударом ладони выбил у худющего мальчика конверт. Другой, не успел тот ахнуть, забрал кляссер.

– Вы чего?! Осторожно! Помнете! – забеспокоился худыш.

– Цыц, малявка!

– Это же мои марки!

– Были твои, стали наши! – И, осененный идеей, пихнул товарища: – Мы щас медсеструхе весь халат обклеим! Во орать будет!