Читать книгу - "Модистка королевы - Катрин Гюннек"

Однажды утром, после того как я продемонстрировала ей «прекрасную курицу», она вдруг ни с того ни с сего спросила меня, видела ли я когда-нибудь море.

— Вы ведь видели его, правда? — заключила она с сожалением в голосе.

В другой раз она попросила меня описать море. Не помню, что я тогда ответила. Несомненно, что-то вроде того, что море не поддается описанию. Что нужно непременно увидеть его, почувствовать, услышать и прикоснуться к нему, даже попробовать, чтобы ощутить в нем соленый вкус слез.

— Теперь мне кажется, будто я его немного знаю, — вздохнула она.

Она любила путешествовать. Я думаю, она мне завидовала. Мария-Антуанетта де Лоррен-Габсбург завидовала Марии-Жанне Бертен Пикардийской! Разве это не говорит о том, что мир начал выворачиваться наизнанку?..

Когда я возвращалась из своих «турне», она требовала, чтобы я рассказывала ей все, и я с удовольствием подчинялась. Я вела ее по большим дорогам и узким тропкам. Мы мысленно попадали в страны, в которых она мечтала побывать, но куда ей не суждено было попасть. Таким был ее способ путешествовать.

То время было отмечено морскими победами, которые мои шляпки праздновали в Бостоне, Филадельфии, Гренаде, у знаменитого Д’Эстаня. Самая экстравагантная шляпка стала самой знаменитой. Это была та, которая, по мнению Шарля, привнесла море в Париж, — «прекрасная курица». В районе острова Уессант королевская флотилия одержала победу над англичанами. Это актуальное событие вдохновило меня. На «борту» моей новой шляпки была установлена уменьшенная копия судна. Волосы были уложены мягкими волнами, имитируя волны океана. «Прекрасная курица» смело плыла, сидя высоко в воздушных просторах, на головах у женщин, которые могли похвалиться тем, что у них на голове — морской командир.

Это была великая «эпоха Бертен».

Я была влиятельной особой, и мною восхищались. Но время не стояло на месте, и мне все меньше и меньше нравились зеркала, поскольку меня распирала не только гордость, но и предательская полнота также не обошла меня стороной. То там, то здесь стали появляться неприятные комочки. Конечно, я все еще была привлекательной, стоит только вспомнить количество и качество моих воздыхателей. Что они во мне находили?.. Аде, всегда стройная как березка, дразнила меня. Она говорила, что привлекательность не измеряется килограммами.

— Большая, но красивая! — вот тебе и новый девиз. Вышивай, медитируй, — хихикала она, конечно, без всякой злобы.

А устами Аделаиды, похоже, глаголила истина! Самый младший шурин королевы[72]не устоял перед моими чарами и округлостями! Артуа был принцем крови и знал толк в красивых женщинах, надо вам сказать. Шарлю хватило мудрости не обратить на это внимания. Признаюсь, его ревность пришлась бы мне по душе. Может быть, он и ревновал, только молча? Ведь он был мужчиной, привыкшим скрывать свои чувства.

Еще он был хорошим другом, дядей, сыном. Столько причин, чтобы любить его сильнее, чем любила я. На самом деле мы сходились в самом основном. Может, он испугался, как бы эта схожесть-близость не превратила дружбу в любовь? Не знаю.

Мне нравилось, что он так любит своих племянников, троих юношей, служащих в Королевской флотилии, свою старую мать, которую он часто навещал в Тоннерре, мою Аделаиду и моих «мальчиков», Клода-Шарлеманя и Луи-Николя, королеву, мои шляпки… Мне нравились и его недостатки. Он был упрям, скрытен, непредсказуем, дерзок. В конце того года он вдруг решил сыграть в рыцаря-невидимку, и от него долго не было никаких вестей.

Самое грустное — то, что я из-за этого не сильно переживала.