Читать книгу - "Обещай мне эту ночь - Сара Линдсей"

Он страстно желал ее; в этом не было никаких сомнений. Но он не хотел жениться на ней. Он не хотел ее желать. «Хотел» не совсем подходящее слово. Он не должен был ее желать. И не мог жениться на ней. Ему и так уже было неимоверно трудно бороться с чувствами, которые она пробуждала в нем. С чувствами, которые он похоронил и поклялся избегать много лет назад. А женитьба наверняка приведет его к самому краю обрыва, падение с которого неминуемо убьет их обоих.

Поэтому Джеймс заставил себя не замечать, как дрожит ее нижняя губа, и отвел взгляд от ее печальных, полных укора глаз. Не сказав ни слова, он поднялся на ноги и принялся застегивать брюки. Прислушавшись, он отметил, что проклятый дождь наконец-то перестал, но не испытал при этом ни капли облегчения.

Направившись к камину, перед которым он развесил их промокшую одежду, Джеймс пощупал вещи. Его рубашка еще оставалась влажной. Пожав плечами, он натянул ее через голову. Жилет и сюртук совсем не высохли, но он надел и Их тоже. Одежда Иззи была примерно в том же состоянии. Но не мог же он тащить ее домой, завернутой в одно лишь старое одеяло. Значит, ему придется и дальше страдать рядом с ней, сообразил он. Джентльмен просто обязан так поступить. Поразмыслив, Джеймс понял, что и место, и время для джентльменского поведения остались далеко позади.

Он собрал ее платье и белье, а затем не без удовольствия наблюдал, как Изабелла, старательно придерживая на груди одеяло, проковыляла к камину и выдернула из его рук одежду. Джеймс повернулся к ней спиной, чтобы создать ей подобие уединенности, что тоже изрядно запоздало, учитывая то, что между ними произошло. Стараясь занять себя, он принялся натягивать мокрые грязные сапоги, а покончив с этим, встал перед огнем, уставившись, на беспорядочно мечущиеся оранжевые языки пламени. Потрескивание дров в камине было единственным звуком, нарушавшим тишину, — если не принимать во внимание шуршание и шелест шелковых одежд Изабеллы.

— Ты все еще намерен идти служить в армию? Ее голос прозвучал неестественно громко после столь продолжительного молчания, и Джеймс вздрогнул от неожиданности. Он уловил невысказанный вопрос: «Неужели тебе легче отправиться на смерть, чем жениться на мне?»

Джеймс понимал, что Иззи возненавидит его за это. Он сам ненавидел себя за то, что собирался сделать, но у него не было выбора. Иззи заслуживала лучшего, чем он мог ей дать. Он испытывал к ней только вожделение, а она заслуживала большой настоящей любви.

— Да, — тихо ответил Джеймс, вложив в одно-единственное слово столько сожаления, что хватило бы на целую жизнь. Иззи продолжала молчать. Он повернулся к ней. Она стояла, надменно вздернув подбородок, с невозмутимым лицом, но он заметил, что ее бьет дрожь. — Прости меня, Иззи. Я не могу на тебе жениться. Я бы хот… — Он умолк. — Я уеду, как только все распоряжения будут сделаны.

Он воздержался от того, чтобы сказать ей, что она обязательно встретит кого-то еще или что она скоро его забудет. Хотя первое, несомненно, должно было вскоре случиться. Конечно, если бы он не был еще мертв к тому времени, Джеймс смог бы запросто убить мерзавца. Он, безумно ее хотел и из эгоизма не желал, чтобы ее получил кто-то другой.

Она закивала, причем так медленно и равномерно, что напомнила ему заводную куклу, которую он однажды видел на выставке. Движения игрушки были такими же размеренными, на лице ее, точно так же лишенном k выражения, Джеймсу особенно запомнились глаза — глаза, которые смотрели, но не видели. Проклятие, проклятие, проклятие! Он отправился в этот домик в надежде уладить дела с Изабеллой. Вместо этого он едва не лишил ее невинности. А теперь, словно этого было недостаточно, он собирался к тому же сломить ее дух и убить радость жизни. Возможно, он просто обязан признаться в том, что произошло, и предоставить ее отцу и Генри тянуть соломинку — кому из них его пристрелить. В этот момент ему казалось, что получить свинцовую пулю не так больно, как смотреть на Иззи, двигавшуюся словно поломанная кукла.

Девушка наклонилась и подняла с пола одеяло. Затем начала складывать его, методично разглаживая складки и выравнивая углы. Внезапно она остановилась, пристально разглядывая влажное пятно на одеяле. Взгляд ее метнулся в его сторону, и она судорожно вздохнула. Его мгновенное замешательство сразу же прошло, когда Джеймс с мучительной ясностью припомнил, как в момент приближения разрядки он схватил одеяло и излил в него свое семя.

Вот дьявольщина! Решительным шагом Джеймс подошел к Иззи и выдернул одеяло из ее рук. Он плотно скатал позорное доказательство собственной глупости и засунул его на самое дно сундука, где оно хранилось. Нужно будет вернуться сюда позже и забрать его. С помощью нескольких тяжелых камней он сумеет найти для раздражающей улики новое убежище на дне широкого зеркального пруда перед Шеффилд-Парком.

Не произнося ни слова, Изабелла наблюдала, как он приводит в порядок комнату, затем гасит огонь. Она дождалась, пока он закончит, и направилась к двери. Он последовал за ней, но остановился на пороге, чтобы в последний раз оглядеться — не осталось ли каких-либо вопиющих свидетельств множества грехов, которым он предавался с первого мгновения, как вошел. Вроде бы все было в порядке, и он закрыл дверь. Хотелось бы ему, чтобы так же легко можно было уйти от воспоминаний о том, что он совершил. Вычеркнуть из памяти путаницу мгновений блаженства и безнадежности, грозившую свести его с ума.

Чтобы не думать, Джеймс сосредоточился на ходьбе, на том, чтобы ставить одну ногу впереди другой, шаг за шагом, шаг за шагом. Ближайший путь из павильона в Уэстон-Мэнор вел через чащу леса, а это означало, что тут не было никаких тропинок, поэтому Джеймс внимательно смотрел под ноги, на мокрые листья и траву. Он целиком отдался высматриванию грибов, Изо всех сил стараясь не заснуть.

Джеймс не позволял себе смотреть вперед, ни в смысле будущего, ни буквально, поскольку Изабелла продиралась сквозь заросли в паре шагов перед ним. Возможно, было бы лучше, если бы он смотрел, станет рассуждать он позже, потому что тогда он увидел бы огромный корень, торчавший из земли в нескольких футах впереди.

Огромный древесный корень в нескольких футах впереди, лежавший прямо на пути Изабеллы.

Огромный древесный корень, торчавший вверх, о который споткнулась Изабелла и свалилась на землю.

Услышав ее сдавленный крик, Джеймс рывком поднял голову. Он увидел, как она пролетела вперед и тяжело приземлилась под деревом. Он подбежал к ней, едва не зацепившись за тот же корень, и перевернул ее на спину. Она открыла глаза и тихо застонала. Только тогда Джеймс осмелился вздохнуть. Подхватив ее на руки, он начал ощупывать, нет ли переломов.

— Где болит? — спросил он.

Изабелла пожала плечами, и из-под ресниц ее заструились слезы. Он понял так, что у нее все болит. Она была бледна, очень бледна, и на ее правой скуле краснела большая царапина. Она вздрогнула, когда Джеймс коснулся ее левого запястья, и дернулась всем телом, когда он ощупал ее правую лодыжку сквозь тонкую лайковую кожу ботинка, насквозь промокшего и испачканного в грязи. Джеймс поднялся, крепко прижимая ее к себе, и быстро зашагал к дому, внимательно глядя под ноги.