Читать книгу - "Королева Алиенора, неверная жена - Маривонн Микель"

— Разве это причина, чтобы не вмешиваться в его действия? Это же ненасытное существо! — добавил Людовик.

— Тулуза представляет для нас прекрасную остановку между Бордо и Нарбонной, от Атлантики к Средиземному морю.

Король Франции едва сдерживает гнев. В Турском замке все посходили с ума. От объявленных заранее переговоров между двумя королями трудно ожидать чего-то хорошего. Согласие, достигнутое со времени последней встречи в Мон-Сен-Мишель, после решения женить юного Генриха Английского на маленькой Маргарите Французской, рискует принять нежелательный оборот. Алиенора была права: под воздействием неприязни к ней или раздражения из-за своей второй женитьбы, но монарх французов ничего не хочет слышать о претензиях Плантагенета на Тулузу.

— Ваше Величество, — повторяет один из советников, — король Англии наверняка появится не с пустыми руками, а вам не безразлична судьба этого Раймонда Тулузского, слабого и капризного человека, особенно отвратительного по отношению к вашей сестре Констанции.

— Все, что вы здесь мне говорите, я и сам знаю, — говорит Людовик, и его глаза цвета морской волны становятся стальными.

Когда наконец объявляют о прибытии английского короля и тот с весьма любезным видом появляется в собрании, Людовик напрягается и становится неприступным. Приведенный в замешательство, Генрих высказывается со всей обходительностью вассала по отношению к своему сюзерену, чтобы смягчить французского короля, настроенного явно враждебно.

— Видите ли, — говорит Людовик, — несмотря на интерес, который имел бы, последовав за вами, я не поеду в Тулузу. Не рассчитывайте, чтобы я предал своего вассала Раймонда.

— Однако было бы очень своевременно, — отвечает Генрих, ничуть не смущаясь, — задать жесткий урок вашему зятю.

Слово «зять» он произносит с нажимом.

— Я знаю, Раймонд плохо ведет себя по отношению к моей сестре, — строго произносит Людовик. — Однако я его сеньор, и он остается моим вассалом, следовательно, я не должен соглашаться ни с каким посягательством на его владения, вплоть до применения силы оружия.

Генрих с трудом удерживается, чтобы не улыбнуться, потому что силы Людовика смешны по сравнению с его: по всей видимости, шпионы короля плохо его информировали, и тот даже не подозревает, что с ним произойдет, если он выступит против английского короля. Генрих спокойно поворачивается в сторону королевского совета — мужчины побледнели.

— Я, по большей части, обеспечил финансирование этой операции, — произносит он с некоторым презрением, — и собираюсь издать указ о полном призыве войска во всех своих государствах. Как хотите, сир. В вашей воле присоединиться к нам. Мы вернем вашей сестре ее достоинство.

Только что королю нанесли оскорбление. Он сжимает зубы и отвечает бесцветным голосом:

— Честь моей сестры затрагивает меня, но важнее всего — мой долг сюзерена. Нам нечего больше сказать друг другу, — добавляет Людовик, отпуская жестом Плантагенета.

— В последний раз сообщаю вам и уточняю, что Либо Блуаский вступает в кампанию вместе со мной и собирается принести мне присягу в войне против Тулузы, — бросает ему Генрих.

Он знает, что шампанцы обычно выступают на стороне Людовика и являются его надежными союзниками. Людовик жестом дает знать, чтобы Генриха как можно быстрее сопроводили к выходу. Он спешит повернуться к нему спиной и видит, что тот уже ушел. Увы, думают члены совета, окружая короля, еще нескоро наступит день, когда с горизонта Франции будет изгнан это гордый и свирепый «леопард».

— Решительно, чем больше проходит времени, тем меньше чести остается у этого человека. Разве так получаются великие суверены? Вехами в его жизни служат все более серьезные преступления.

— Вы правы, Ваше Величество, — отвечают советники, едва пришедшие в себя от страха.

— Мы поймаем Плантагенета на собственных слабостях, а их у него много, — говорит Людовик.

Но что может Людовик VII, король Франции, против Генриха II Плантагенета, короля Англии?

Генрих и Томас снова вместе. В Нормандии двор короля находится в аббатстве Бек, куда он вынужден — в силу семейной традиции — приезжать всякий раз, когда должен принять кардинальное решение. Лишь особо отмеченные им бароны, облеченные его доверием, призваны туда, чтобы держать совет. Другие рыцари должны за это платить[76].

Прежде чем направиться к югу, Генрих сделал над собой усилие, чтобы еще раз побеседовать с Людовиком в вексенском городке Эдикур и убедить его поехать туда же вместе с ним. Король Людовик оставался неприступным. Томас был разочарован упрямством французского короля, который отказался от последних договоренностей, заключенных между ним и Генрихом. Ведет ли он себя как настоящий сюзерен? Томас в этом сомневается.

Будучи лояльным подданным Генриха, Томас сделал очень точный отчет о чрезвычайном сборе налогов, произведенном от его имени в Англии. Это отчисление в финансы королевства не вызвало у суверена сочувствия. Со своей стороны Томас оказался в трудном положении перед враждебным духовенством.

— Сир, — произносит Томас, — я опасаюсь, что наши епископы станут первыми жертвами в столь дорогостоящей кампании.

— Пусть жалуются, — отвечает Генрих. — Не век же им плакать над своими теплыми местечками, в то время как наши люди — бароны и простые солдаты — падают на поле сражения?

— Не будьте несправедливы к вашему верному духовенству, Генрих. Не обеспечивают ли все эти церковники успешное продвижение ваших деяний, служа подчас самым слабым подданным? Кто в аббатствах занимается делом благодатного просвещения, выбирая самых способных — и не только среди родовитых, — чтобы передать им знания и уважение к вере? Кто лучше, чем наши госпитальеры, заботится о больных на длинной и опасной дороге, ведущей в Иерусалим? Вспомните также о наших лепрозориях.

— Я с вами согласен в этом, — сказал Генрих, но кто лучше меня в своей милости совершает бесчисленные дарения этому ненасытному духовенству, которое того и гляди начнет у меня оспаривать королевство, если я не позабочусь о собственной безопасности?

— Вы несправедливы, Генрих. Вообще, только семеро из ваших баронов были принуждены сделать необыкновенный дар — их имена появились в ваших свитках, в то время как ваше духовенство обложено еще большими налогами.

— Не пытайся меня разжалобить судьбой наших аббатов. Предоставь это твоему другу Иоанну де Солсбери, который читает проповеди в Папском государстве, повторяя направо и налево, что этот чрезвычайный налог — самый что ни на есть произвол. Ты, насколько я знаю, не был обложен налогом, так же как и Теобальд Кентерберийский.

— Именно это оправдывает критику Иоанна.

— Ну хорошо, поступай как твой король! Оплати свое войско и присоедини к моему. Для этого ты достаточно богат. Так ты заставишь замолчать всех, кто оспаривает твои привилегии.