Читать книгу - "Самая счастливая - Кристина Холлис"

Меган выбрала свой самый любимый цветок из экспозиции. У орхидеи были белые лепестки с розовой серединкой и нежной желтой каймой. Мег бережно упаковала его. Хрустящий целлофан убережет его от декабрьского холода, а розовая лента, которой Мег изысканно украсила упаковку, делала подарок очень красивым.

Адрес апартаментов Джианни, расположенных в Мейфэре, отпечатался в сердце Мег со дня их первой встречи. Швейцар в униформе провел ее внутрь. В холле Мег встретил служащий, который позвонил наверх, чтобы удостовериться в том, что посетительницу ждут. Лифт двигался настолько беззвучно, что в нем можно было разговаривать шепотом. Выйдя из лифта и оказавшись в мире толстых мягких ковров и едва слышно гудевших кондиционеров, Мег увидела блестящую безликую дверь. На ней не было ни ручки, ни звонка и никаких намеков на то, что могло быть за этой дверью. Мег подняла руку, но не успела постучать. Горничная в красивой черной униформе и белом переднике открыла дверь. Она взяла сверток из рук Мег.

— Grazie[8], Консуэло. Ты можешь идти домой, когда закончишь с этим делом, — донесся из глубины голос Джианни.

Сердце Мег подпрыгнуло. Когда Джианни появился перед ней, сердце ее и вовсе перестало биться… Инстинктивно она подняла руку к животу, потом опустила ее. Джианни не должен ни о чем догадаться! Сегодня он выглядел этаким преуспевающим закоренелым холостяком. Легко передвигаясь по просторной комнате, он находился, казалось, в своей стихии. На нем был тот же костюм, в котором он присутствовал на встрече с журналистами, хотя галстук он уже снял, пиджак тоже, а ноги его были босыми. Золотые запонки были тоже сняты, рукава рубашки засучены, обнажая прекрасный ровный загар.

— У меня еще не было возможности отблагодарить тебя за все. И мне нужно время, чтобы сделать это, — сказал он Мег, когда горничная, надев пальто, пожелала им спокойной ночи.

Мег пришла в голову ужасная мысль. Меньше всего на свете она хотела бы услышать подробности о женщине, которая смогла побороть отвращение Джианни к женитьбе.

— Сколько у нас времени? — спросила Мег, когда Джианни провел ее внутрь своих апартаментов.

Она нервно огляделась вокруг, отчаянно пытаясь найти здесь признаки пребывания другой женщины и в то же время страшась это обнаружить. Но во внешнем убранстве комнат не было ничего, что свидетельствовало бы о присутствии женщины. Сдержанные тона, строгие линии, дорогая мебель. Края серебристых гардин с золотистыми кистями касались роскошного белого ковра. За огромным окном во всю ширину стены переливался огнями ночной Лондон.

— У нас столько времени, сколько я захочу, — сказал Джианни. — Мне нужно тебе кое-что объяснить, и я должен быть уверен, что ты меня поняла.

Мег молча кивнула. Подойдя к низкому кофейному столику, он поднял хрустальный графин с коньяком. Две рюмки стояли на серебряном подносе. Плеснув коньяка в каждую рюмку, он протянул одну из них Мег. Все еще не в силах говорить, Мег покачала головой. Джианни пожал плечами:

— Как хочешь — я оставлю ее на столе. Может быть, ты захочешь выпить позже.

Приподняв рюмку, Джианни полюбовался золотистой жидкостью, переливающейся в мягком свете настенных бра, потом сделал глоток и одобрительно улыбнулся. Увидев на его лице выражение удовольствия, которое она так часто наблюдала, Мег тоже улыбнулась.

— Я был не прав, Мег, — неожиданно произнес Джианни. — Я думал, что если ты будешь значить для меня больше, чем просто любовница, то превратишься в женщину, похожую на мою мать. Она была женой и одновременно погибелью для моего отца. Я думал, что мои брачные обязательства перед тобой похоронят нечто особое, уникальное и бесценное. Ты понимаешь? Я не мог рискнуть и позволить себе эмоциональную привязанность. В качестве моей любовницы ты могла навечно остаться для меня идеальной женщиной. В то время как брак превратил бы тебя в жену… — Он отпил немного коньяка и продолжил: — Но Мег, которую я знал, заслуживает гораздо лучшей участи. Ты была мягкой, нежной и чувственной — идеальная любовница, которую так сладко посещать после напряженного рабочего дня. Я хотел иметь тебя, а не некую стерву, одержимую тренажерными залами и косметическими процедурами. И меньше всего на свете я бы хотел видеть, как ты постепенно воплощаешь в себе самые худшие воспоминания, оставшиеся после моей матери.