Читать книгу - "Поцелуев мост - Наталия Романова"

Попыталась сдвинуть её ногой, не тут-то было, цветы и правда оказались неподъёмными, пропитанный же пиафлор *** добавлял веса.

В это время зазвонил телефон, я увидела заставку с улыбающимся на фоне моря Федосом, её же увидела бабушка, махнула в раздражении рукой и вышла из комнаты, демонстративно закрывая дверь.

— Звонила, — утвердил Федос обеспокоенно. — Прости, Конфета, совещание было. Что случилось?

— Спасибо за розы, — всё, что сумела я сказать, плюхнувшись на диван.

— Пожалуйста, — довольно мурлыкнул на том конце провода тот, с кем не будет дела по убеждению моей бабушки.

— А сколько их? — для чего-то спросила я, не зная, что принято говорить в таких случаях. Просто сидела и глазела на своё сокровище, как дракон на золотые россыпи.

— Тысяча одна должна быть, — легко ответил Федос. — Это извинение за то, что бросил в Москве и не позвонил потом. Честное слово, дел было море, закрутился, не подумал, что ты станешь волноваться, и… — выдохнул Федос. — Прости, Конфета!

— Дорого же…

— Зато в следующий раз подумаю, прежде чем косячить, — со смешком пояснил он.

* Имеется в виду Базилика святой Екатерины Александрийской, католический храм в Санкт-Петербурге, один из старейших католических храмов России.

** КГИОП — комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры.

*** Пиафлор — это специальный материал, используемый при создании композиций из живых или искусственных цветов. Он отличается высокой влагоемкостью и пористой структурой.

Глава 12

Лето стремительно заканчивалось. Погода, как чаще всего бывает после второго числа августа, начала портиться. Ко всё ещё мягкому теплу добавился порывистый, леденящий северо-западный ветер. Иногда, впрочем, становилось жарко, как в разгар июля.

В такие дни Федос заезжал за мной, и мы отправлялись на песчаный берег Финского залива. Некоторые отчаянные отдыхающие заходили в воду, долго брели вглубь, чтобы почти сравнявшись с линией горизонта, окунуться в воду. Недаром в народе по сей день существует ироничное название «Маркизова лужа». Строго говоря, это касалось лишь Невской губы — части Финского залива от устья Невы до острова Котлин, — но постепенно так стал именоваться весь залив.

Я чаще всего сидела на берегу, вытянув ноги на коврике для пляжа. Иногда закрывала глаза и слушала окружающий мир. Перекликались дети и взрослые, задорно лаяла некрупная собака, с энтузиазмом носящаяся за парящим над песком летучим змеем, шум воды, совершенно не похожий на звуки моря, и шелест крон мачтовых сосен на кромке пляжа и соснового бора.

Потом открывала глаза, видела серо-сизую гладь воды, сливающуюся с серо-голубым небом, по которому плыли кучевые, похожие на серый пух облака. Не пятьдесят, а миллион оттенков серого. Тёмно-оранжевые стволы сосен, которые уносились кронами высоко-высоко, кусты шиповника, растущего то здесь, то там по линии пляжа. И Федоса собственной, бесподобной персоной, который стоял, покачиваясь на сап-борде*.

Увлечение сапсёрфингом появилось у Федоса на моих глазах. Однажды мы заехали в торговый центр, потому что ему смертельно захотелось есть. Я не понимала, как через пару часов после обеда в ресторане Грузинской кухни можно было проголодаться, но уже отлично знала, что аппетит у Федоса был отменный.

«Кто хорошо работает, тот хорошо ест», — любил повторять он, и добавлял: «Я трачу много энергии с тобой, Конфета».

Я не спорила, только счастливо улыбалась, а то и глупо хихикала, совершенно не думая о том, как выгляжу со стороны. Федосу я нравилась такой, какая была — неяркая, неброская, невысокая, без пышных форм и вздорного нрава — последнее, по мнению моей бабушки, было ужасным упущением. Ни один уважающий себя мужик не станет терпеть рядом такую «бледню-бледнёй», как я. Нужно показывать характер, демонстрировать зубы, давать понять, что мужчине делают одолжение, позволяя ухаживать за собой.

Не было у меня характера, да и Федос вовсе не ухаживал за мной. Ухаживать — это что-то грандиозное, возвышенное, не побоюсь слова «куртуазное». Мы просто проводили всё его свободное время вместе. Гуляли по улицам, чаще всего неспешно бродили по родному району, плавно перебирались от родного Адмиралтейского острова с площадью Труда с видом на Неву и Благовещенский мост к Театральной площади, где красовался не только Мариинский театр, но и виднелись купола Никольского собора — по местам своего детства. Потом шли в сторону камерной Коломны, чтобы засесть в каком-нибудь ресторанчике с видом на один из каналов — Грибоедова или Крюкова.

Или добирались пешком от Галерной улицы, где кое-где сохранилась брусчатка, глядели на свет окна огромных коммуналок, прятались за решётками на арках дворы-колодцы. После неспешно брели по Благовещенскому мосту — и вот уже перед нами раскидывалась Университетская набережная с её загадочным сфинксами, покрытыми налётами легенд, сказаний и примет. А там рукой подать до Восьмой линии Васильевского острова с памятником Василию Пушкарю, которого гости города, а то и горожане, путали с Петром Великим.

Или, что случалось чаще — на Василеостровский рынок, где открыт фуд-корт с едой, кажется, всех стран мира, и всегда можно сытно перекусить. А что ещё нужно Федосу? Уж точно не любоваться на псевдоготический стиль кирхи Святого Михаила.

Или просиживали в пабах, на открытых верандах, ловя последние тёплые деньки, попивая эль, заедая гренками с чесноком и сыром. Меня по-прежнему не смущал запах семейства амариллисовых, рода Лук, Федоса, очевидно, тоже.

А ещё покупали билеты на пароходы, курсирующие по акватории Невы, по рекам и каналам, садились на открытой палубе, я закидывала ноги на колени Федоса, он обнимал меня, и мы смотрели на проплывающие виды в сотый, а то и тысячный раз.

Время от времени носились на электросамокатах, благо почти везде в центре были велодорожки, по которым и шустрили эти устройства, чаще всего выкрашенные в жизнерадостный жёлтый. Оказалось, что этот вид транспорта просто создан для летних прогулок по центру города. В любой момент можно было взять самокат, домчаться куда хочется и оставить там же. Следом его возьмёт другой желающий, чтобы успеть на развод мостов или домой, в зависимости от надобности.

Время от времени выезжали за город, вовсе не с целью посетить музеи дворцово-паркового хозяйства, а просто бесцельно болтаться по улочкам Пушкина, Павловска, Гатчина, чтобы снова найти какое-нибудь кафе, ресторан или просто киоск с шавермой и налопаться от пуза.

А то и попросту торчали на берегу Финского залива, купаясь или изображая морских звёзд на пляже, подставляя бока последнему тёплому солнышку