Читать книгу - "Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Иосиф Гольман"

Анна, как могла, его ненависть гасила.

Напоминала о действительных подвигах их мучителя. И о реальной истории с ружьями. Да хоть тот же эпизод с трассой. Нельзя несовершеннолетнему на мопеде на трассу, есть такой пункт в правилах движения. Нравится Лешке или нет, а пункт такой есть.

– Но все же ездят! – восклицал сын.

– Ты – не все! – объясняла мать. А почему «не все» – объяснить не получалось.

Постепенно Лешка возмужал.

Подлая деятельность участкового слегка притихла. И хотя личное дело юноши по объемам было как у закоренелого рецидивиста, но примерно с год никаких притеснений не было.

Анна и Виктор решили, что наконец-то кошмар закончен. Но он только начинался.

Сначала от сельсовета внаглую, днем, украли велосипед председателя.

Шел дождь, очевидцев не было. Однако бабки, вечно дежурившие либо на завалинках, либо, при плохой погоде, у окон, сказали, что пацан был невысок, худощав и угнал велик в сторону березовой рощи. Лица никто с такого расстояния, да в дождь, не разглядел.

Этих показаний оказалось достаточно, чтобы приехавший из Любино Алексей Васильевич снова задержал Лешку.

Виктор был в райцентре, но Анна – дома, стояла, сцепив зубы, а сделать ничего не могла: все было законно, пацану шестнадцать исполнилось.

– Помнишь, что я сказала? – прошептала Алешке напоследок Анна.

– Помню, – рассмеялся участковый.

А сын ее, Леша, сказал ей на прощание спокойно:

– Мама, не лезь. Я сам разберусь.

По деревне опять провел, как бандита: с руками за спину.

Впрочем, местные жители давно привыкли к конвоируемому Леше Куницыну.

Продержал майор его в кабинете до вечера. Снова брал объяснения, протоколировал показания свидетелей о худощавом, совсем молодом злоумышленнике. И все время улыбался. Несмотря на юридическую несостоятельность, вся эта доказательная муть была тем не менее косвенным свидетельством вины Алексея Викторовича Куницына. Да, пять процентов вероятности в каждом эпизоде. Зато эпизодов до черта.

Леша вернулся домой злой и молчаливый.

Если раньше он плакал и искал защиты у родителей, то сейчас требовал их полного неучастия. Это его дело, и он сам с ним разберется. К счастью, никаких криминальных разборок не предвиделось. Характером Леша был в папу – спокойный, добрый, работящий. Но и такой же упертый, когда речь шла о семейных ценностях.

Мама, как могла, успокаивала парня, однако, похоже, в данной ситуации он был спокойнее ее.

Вернувшийся отец тоже имел замыслы. Впрочем, Анна, пользуясь своим безграничным влиянием, держала мужа под контролем.

Следующий эпизод случился через полтора года. Анна официально купила в колхозе три тонны навоза, а привезли явно больше. При разгрузке на участке был, по злосчастному совпадению, все тот же Лешка. Почему так вышло? Так кто ж его, навоз-то, взвешивает? Да и не вилами цепляли, автопогрузчиком.

Большого скандала не вышло, по требованию председателя сельсовета и нового колхозного начальника. Ни тому, ни другому скандал с лишней полутонной навоза был ни к чему. Участковый и не настаивал, жизнь долгая, эпизодов еще случится много.

Необычным в этой истории было лишь одно.

Уходя из до боли знакомого майорского кабинета, его несостоявшийся крестник спросил:

– Дядя Алеша, вы на меня так взъелись, потому что вас моя мама отшила?

Тот, пораженный под дых, в первый момент не знал что ответить.

Наконец нашелся:

– Не твое дело, сопляк. Живи по закону, никто на тебя не взъестся.

– Нет, дядя Алеша, – упрямо сказал Лешка. – Вы свой позор на мне вымещаете.

– Какой еще позор? – взревел майор. – Спятил? Кто ты и кто я? И кто твой отец? Сравни, придурок.

– Я сравнил, – улыбнулся Леша.

Еле сдержался участковый, чтобы не врезать своим пудовым кулачищем по полудетскому-полумужскому лицу. Так похожему на ненавистное лицо Виктора. И ненавистно-любимое – Анечки.

Не врезал.

Он еще крепко был укоренен в материальной жизни, прекрасно понимая, что последует за таким откровенным мордобоем. Не врезал. Просто оставил за собой последнее слово.

Последнее слово прозвучало через год.

Лешка окончил школу, довольно неплохо, с двумя тройками по неглавным предметам.

Однако самое важное – не это. Самое важное – парень влюбился. Девочка была приезжая, из соседнего райцентра. Приехала в Заречье не как жительница, а на техникумовскую практику. На их ферму.

Невысокая, худенькая, сильно напоминала Анечку в молодости. Разве что не такая задорная и певучая.

Леше нравилась так, что у парня дух захватывало. Наверное, права поговорка про яблоньку и яблоки.

Любовь с первого взгляда. Любовь обоюдная.

Жизнь, конечно, шагнула вперед, однако традиции остались прежние: в ту же березовую рощу, что давала счастливое прибежище родителям, стали ходить и нынешние молодые.

Виктор побурчал было насчет возраста, мол, даже старшие сестры еще не все замужем, и неустроенности.

Аня его остановила. Любовь ребят была очевидной. О какой неустроенности в этом случае стоит говорить?

Были, конечно, и различия от родительского варианта. К счастью, не имелось злого и беспощадного соперника.

Зато хватало другого. Зоечкины родители были категорически против свадьбы, по крайней мере, такой ранней: они уже имели информацию о криминальных наклонностях новоявленного жениха.

Ребят это не смутило. Леша приходил к любимой в общежитие не только днем, но и на ночь оставался. Вопрос о грядущей свадьбе решился. Проблема была лишь в считаных днях до совершеннолетия Алексея.

И тут случилась очередная кража мототранспорта. Участковый пришел знакомым маршрутом, поздно вечером, прямо к колхозному общежитию. Заколотил грозно в дверь, требуя Лешку. Когда тот, сопровождаемый перепуганной Зоечкой, появился на крыльце, майор привычным приемом взял его за руку.

– Отпусти, – тихо сказал Алексей Викторович Куницын. – Не пугай Зойку.

– Перебьешься, – ответил Алексей Васильевич Куницын.

И снова путь позора через полсела. Только теперь за спиной оставалась униженная и заплаканная его женщина.

– Отпусти, – уже в кабинете еще раз попросил Лешка. – Не доводи до греха.

– Что? – развеселился майор. – Угрожаешь мне, что ли?

– Ты – неудачник, – сказал Лешка. – Лузер.

Слово было непонятно участковому, но явно обидное.

– Ждешь, чтоб я тебе врезал? – ухмыльнулся участковый. – Не дождешься. Вот когда посажу, приеду в СИЗО и врежу. А сейчас рано.