Читать книгу - "Жаркие оковы - Ширли Уотерс"

Восемь дней. Восемь дней в плену. Роуэн листал Библию, благодаря Бога за то, что она у него была. Его левая рука перебирала шнурок с завязанными на нем узелками – своего рода самодельные четки. «Отче наш…» Слова молитвы постоянно ускользали от него, и то, что он читал в сумрачном свете дня, мгновенно забывалось. Мысли тамплиера то и дело возвращались к прекрасной светловолосой Руне Вихрь, которая его поцеловала. Это произошло позавчера; с тех пор он ее больше не видел. «…сущий на небесах…» Йотурцы что-то замышляли. Сегодня утром никто не пришел, чтобы выпустить Роуэна из хижины колдуна и дать ему размять ноги. Стоя на столе, он наблюдал за тем, как воины сбегались в длинный дом, возбужденно перешептываясь.

«…да святится…» Было ли это как-то связано с тем, что он отказался учить Руну? Нет, это казалось тамплиеру маловероятным.

«Вероятно, они придумали какой-нибудь способ развязать мне язык», – подумал он. Вчера Ингварр сказал, что скоро Роуэн взвоет. «Отец небесный, ты хочешь проверить мою стойкость. Молю тебя, позволь мне вынести это испытание!»

В деревне было несколько позорных столбов и скала, в которую было ввинчено поржавевшее железное кольцо. Коричневые пятна на поросшем мхом и лишайником камне указывали на то, что здесь проливалась кровь. Во время прогулок – из-за кандалов они длились целую вечность – Роуэн обнаружил на побережье еще один столб. По соляной корке, образовавшейся на утесах, было видно, что во время приливов столб полностью исчезал под водой.

Тамплиер опустился на колени и сложил руки, зажав между ними шнурок с узелками. Даже если бы он рассказал, где живет его богатый отец, это вряд ли бы ему помогло. Граф Даремский не любил своего сына, и Роуэн сомневался в том, что он захочет его выкупить. А матери придется страдать. Ради нее он должен молчать. Нельзя допустить, чтобы эта орда вторглась в дом его родителей.

«Я тамплиер. Я все смогу вынести».

Но здесь это почему-то было нелегко. На поле битвы под Хаттином все было по-другому – там Роуэн находился среди братьев, в одежде и снаряжении тамплиера. А здесь он всего лишь мужчина в изношенной рубахе, которому не полагались даже башмаки.

И который позорил свой орден, потому что оказался в полушаге от того, чтобы влюбиться в женщину.

Роуэну всегда хотелось стать рыцарем, но не рыцарем-монахом. Однако он верил, что эти сомнения давно остались позади. Комтурство стало его домом. До путешествия в Утремер ему нравилась монашеская жизнь. Утренние мессы, воскресные собрания, ежечасные молитвы и вечерня… Спокойная, упорядоченная жизнь, которой ему ужасно не хватало в Утремере. Чего бы он только не отдал за возможность услышать сейчас проповедь комтура или даже выговор капеллана, пошутить с ремесленниками и их женами, работавшими на территории аббатства, или быть разбуженным кем-то из братьев – из двадцати мужчин, деливших помещение дормитория, как минимум один храпел слишком громко. Услышать смех Эльрика…

«Отче наш…»

Шаги. Скрип замка. Дверь отлетела к стене, и в хижину вошел не кто иной, как Ингварр. За ним следовали Хаакон, Сверри и еще несколько воинов.

– Встать и развернуться! – приказал Ингварр.

Роуэн свернул служивший ему четками шнурок, отложил его в сторону, медленно поднялся и повернулся к викингам спиной. Он не ждал, пока ему заломают руки, а сам скрестил их за спиной. С гордым видом. Гордость – это все, что у него осталось.

Запястья пленника связали кожаным шнуром – так плотно, что он больно врезался в кожу. Почувствовав на плече чью-то руку, Роуэн развернулся и вышел из хижины вслед за Ингварром и остальными. Ингварр недовольно засопел, когда заметил, что пленник отстает. Кандалы не позволяли Роуэну делать широкие шаги. Поняв это, Ингварр замедлил темп.

Викинги привели пленника в главный зал.

Снаружи едва начинали сгущаться сумерки, но длинный дом уже был ярко освещен сальными свечами. Бальдвин Бальдвинссон возвышался на своем кресле. В стороне горело пламя очага, но запаха еды слышно не было. Вокруг предводителя собралась толпа викингов, но теперь они разом прервали свой тихий разговор и повернулись к Роуэну.

Среди них англичанин увидел и Руну.

Значит, она не хотела пропустить неприятную сцену допроса. При этой мысли Роуэн должен был бы испытать презрение или хотя бы злость, но он мог думать лишь о том, как она прекрасна. На девушке снова была надета кольчуга, подчеркивавшая каждый изгиб ее тела, и Роуэн спросил себя, знает ли она, как соблазнительно сейчас выглядит. На руках, как обычно, блестели браслеты, а длинная коса была перекинута через плечо. Строгие светлые глаза оглядели приблизившегося тамплиера с головы до ног.