Читать книгу - "Столичные каникулы - Джанет Дейли"

Изображая холодное безразличие, Джоселин подвела Молли к ступенькам и села в двух шагах от Такера. Она была вся на эмоциях. Ей было грустно, но Джоселин не знала почему. Однако точно знала – вся эта неразбериха в мыслях и чувствах никак не была связана со страхом быть узнанной. Причина была в Такере и в тех слегка разгоряченных словах, которыми они обменялись после того, как он отказался от доктора.

Скажите на милость, ну почему ее волнует, пойдет Такер к доктору или нет? Какая ей разница? Она даже не знала этого человека раньше. Джоселин могла судить о нем только по его колонкам. Ну, хорошо, этим утром она узнала, что у него есть чувство юмора, что он приятный в общений и мудрый. И что?

В этом-то и заключалась проблема. Такер принадлежал к тому типу мужчин, которые нравились Джоселин. «Признайся, – ругала она себя, – он тебе нравится; более того, тебя к нему влечет, а ты не хочешь, чтобы так было, потому что это напрасно».

Когда Такер узнает, что она президентская дочь, его отношение к ней тут же переменится, и Джоселин знала это. Он посмотрит на нее иначе, ослепленный ее предполагаемым положением в обществе. Она перестанет быть для него обычным человеком. Такое уже случалось с ней время от времени с разными людьми.

Джоселин считала это нормальной реакцией. Такова человеческая натура. Она сама испытала это, когда впервые вошла в Овальный кабинет и увидела отца, сидящего за столом. У нее по телу побежали мурашки. На секунду она увидела не отца, а именно Генри Уэйкфилда, президента Соединенных Штатов. И уставилась на него с каким-то трепетом.

И, несмотря на все это понимание, Джоселин очень не нравилось быть объектом пристального внимания. Положение президентской дочки вовсе не единица измерения ее достоинств; это – случайность, воля судьбы.

Но сможет ли Такер правильно взглянуть на это? Она боялась, что ее очень сильно ранит, если он не сможет.

Этот день должен был быть веселым и беззаботным. Злясь, что все вышло иначе, Джоселин подняла вверх голову и уставилась на яркое утреннее солнце и на белый шпиль мемориала Вашингтона.

– Знаете… – Его голос зазвенел у нее в ушах. Она мельком взглянула на него. Такер задумчиво хмурился. – Мне всегда было интересно, думали ли наши отцы-основатели о том, чтобы взимать налоги с тех, кто любуется Капитолием?

Это замечание настолько было в духе его остроумных высказываний в газете, что Джоселин улыбнулась. И подумала, что Такер именно этого добивался.

– Интересно, не так ли? – спросил он, щупая пальцами поцарапанную ладонь. Теперь он заговорил о монументе Вашингтона. – А вы знаете, что если провести прямую линию от Капитолия к монументу Вашингтона, а затем через реку Потомак, то она приведет прямо в Арлингтон, в поместье Кастис, принадлежавшее семье генерала Роберта Эдуарда Ли. Мне всегда казалось иронией судьбы, что мемориал Линкольна и дом Ли расположены строго друг против друга, разделенные рекой. И ирония судьбы в том, что дом Ли смотрит прямо в сторону нашего национального кладбища. Вам так не кажется?

– Пожалуй, да. – Джоселин чесала Молли за ухом, усиленно стараясь сохранять надменность и безразличие к его совершенно невинному разговорному приему.

– Мне кажется, что нас с вами тоже разделяет река, – продолжил Такер, и Джоселин мгновенно насторожилась. Она не знала, что именно он имеет в виду. – Мой дедушка говорил, что когда один человек начинает ссориться из-за чепухи, то другой делает то же самое. Сейчас я чувствую себя полным дураком, что был так резок с вами, когда мы говорили о докторе. Простите.