Читать книгу - "Если в сердце живет любовь - Люси Бродбент"

Должно быть, на Луне что-то произошло. Или все хорошие планеты каким-то таинственным образом отвернулись от Бель-Эйр. А может быть, Меркурий отвернулся прочь от Бель-Эйр или мои чакры нуждаются в просветлении? Можно лишь догадываться, почему сегодня утром все идет вкривь и вкось. Тэкери хочет покормить Сноуи и рассыпает зерно по всей кухне; Стивен страшно недоволен, потому что я звоню и предупреждаю, что до работы заеду в госпиталь навестить отца; в тостере сгорает тост; Адам оставляет записку: уехал на работу пораньше, потому что сроки поджимают. И это еще не все. Звонит горничная и предупреждает, что на этой неделе не сможет прийти и навести в доме порядок; банка с арахисовым маслом оказывается пустой, а это означает, что не с чем сделать сандвич для Тэкери; ключи от машины куда-то подевались и решительно отказываются возвращаться. Одним словом, если космос и решил сыграть со мной шутку, то далеко не самую добрую.

Адам скептически относится к карме, астрологии и прочим полезным вещам, способным установить в нашем существовании причинно-следственные связи. Но ведь он никогда не бывал в институте Эсален. Эта знаменитая холистическая школа расположена в городке Биг-Сюр. Там можно обрести себя и просто сказать миру: «А вот и я!» Там каждый познает свою сущность, все обнимаются со всеми и чувствуют себя прекрасно. Адам говорит, что ему подобные заведения кажутся искусственными и надуманными: даже если ты родился и живешь в Калифорнии, вовсе не обязательно бросаться в объятия и брататься с каждым встречным-поперечным. Что ж, такая точка зрения заслуживает уважения, но, с другой стороны, если не принимать в расчет звезды, эти грандиозные, величественные творения, освещающие и направляющие наши крошечные жизни, то как же объяснить существование неудачных дней, когда все просто валится из рук?

Ключи от машины, наконец, обнаруживаются в ящике с игрушечными машинками: должно быть, Тэкери положил их на место. Хватаю сына за руку и выскакиваю на крыльцо, чтобы ехать в школу. Не успеваю запереть дверь, как звонит сотовый.

— Стюарт Уайс из «Дейли глоб». Только что с огромным сожалением услышал о вашей утрате.

— Я же просила больше не звонить… подождите, о чем?

— О смерти вашего отца. Хотел спросить, нет ли у вас каких-нибудь комментариев.

Чтобы не упасть, хватаюсь за дверной косяк. Он сказал «о смерти отца»? Нет, не может быть! Из госпиталя наверняка бы позвонили. Да и доктор вчера сказал, что папа прорвался.

Ищу подходящие слова и не нахожу. Неужели правда? Отключаюсь и набираю номер Хизер. Автоответчик. Черт! Звоню Эшли. Занято. Дьявол! Тэкери хнычет и просит оторваться от телефона.

— Мамочка, поедем! В школу опоздаем!

Звоню в госпиталь и снова натыкаюсь на автоответчик. Если бы речь шла о срочной медицинской помощи, надо было бы отбиться и набрать 911. А сейчас какой смысл? Наконец слышится человеческий голос.

— Я звоню насчет Гевина Сэша, — произношу я, пытаясь сохранять спокойствие. — Он… умер? — Слово-то какое страшное! Невозможно поверить, что только что произнесла его рядом с именем отца. Но это всего лишь регистраторша, и она ничего не знает.

— Сейчас я вас соединю, — говорит она. В трубке звучит Пятая симфония Бетховена. Терпеть не могу эту музыку. Тэкери тянет за руку и обижается, что я не обращаю на него внимания.

— Кардиология, — раздается бодрый женский голос.

— Я звоню насчет Гевина Сэша, — повторяю я.

— Боюсь, мы больше не в состоянии принимать звонки, — твердо отвечает голос. — Это больница, а не пресс-центр.

— Но я его дочь. Мне необходимо узнать, что он жив… — В душе зарождается уверенность. Им надоели вопросы прессы, а у меня готов ответ. — Не могу дозвониться никому из родственников. Вчера я провела в палате весь день и уехала с надеждой на лучшее. Пожалуйста, подтвердите, что все в порядке.

Тэкери уже нетерпеливо молотит кулачками по моей ноге. Сотрудница кардиологического отделения вздыхает, а когда снова начинает говорить, то голос звучит иначе — мягко и сочувственно.

— Гевин Сэш скончался сегодня утром, в семь сорок пять. Случился второй инфаркт, с серьезными осложнениями. — Она замолкает, чтобы я могла освоиться со страшным известием. — Милая, ваша мама, кажется, еще здесь.

— Это мачеха, — поправляю я машинально, почти не замечая: давно привыкла.

— Может быть, позвать ее к телефону?

— Нет-нет, не надо. Спасибо.

— Примите соболезнования.

Смотрю на часы. Двадцать пять минут девятого. Папа ушел из жизни всего лишь сорок пять минут назад, когда я завтракала. Неужели не мог продержаться хотя бы немного, не мог потерпеть до моего приезда? Неужели не понимал, что я собираюсь к нему? Почему не дождался? Почему не позволил попрощаться? «Папочка, разве тебе не хотелось сказать мне «до свидания»?»

Опускаюсь на крыльцо и крепко обнимаю Тэкери. Отчаянно хочется ощутить тепло маленького человечка, почувствовать рядом родную душу.

— Ну что, поедем? — ноет сын и старается вырваться на свободу. Почему-то всегда казалось, что в подобный момент должны прийти слезы. Но глаза абсолютно сухи. Такое чувство, что сквозь тело пропустили электрический разряд. Мозг отключился: в голове ни единой мысли.

В клумбе копается птичка — смешно подпрыгивает и старательно вытаскивает из земли червяка. Ветерок шелестит в растущих вдоль дорожки кустах камелий: они сейчас в полном цвету, и на фоне темно-зеленых листьев розовые и красные шапки кажутся еще ярче. Пчела мирно пасется на клевере, который мы не в состоянии вывести с лужайки. Как странно, что все в саду выглядит точно таким же, как и раньше. Где-то далеко звучит полицейская сирена, потом над головой пролетает вертолет. Разве без папы мир имеет право оставаться прежним?

Снова звонит телефон. Дрожащими руками нажимаю кнопку.

— Перл, это Эшли. Боюсь, у нас дурные новости.

— Знаю.

Эшли молчит, а я сражаюсь с внезапным приступом тошноты. Наконец нахожу силы задать вопрос:

— Почему мне никто не позвонил?

— Я сам только что узнал. С папой была Хизер. Наверное, слишком расстроилась и растерялась.

— По крайней мере, он был не один.

Эшли всхлипывает. Трудно припомнить, когда брат в последний раз плакал.

— Папа не захотел бы уйти в одиночестве, — добавляю я.

— Да, наверное.

Внезапно в голову приходит мысль, что все равно надо ехать в госпиталь. Да, наверное, это самое логичное действие. Ведь утром я встала именно с таким намерением. Но сейчас-то зачем? Ведь уже нет родного, близкого человека, который скажет: «Привет, детка!» Нет ворчливого старика, способного резко оборвать: «Хватит говорить ерунду». Нет скептика-северянина, регулярно напоминавшего о необходимости вернуться с небес на землю. Где теперь его тело? В той же палате? Вряд ли. Наверное, уже куда-нибудь увезли. Куда? Ответить не могу и начинаю беспокоиться.