Читать книгу - "Вторая жена - Юлия Олеговна Чеснокова"

ещё столько планов! Защитить докторскую. Перестать быть девочкой на побегушках, которую профессора посылают везде, куда не хотят соваться сами. Разве госпожа Сафриви может быть рядовым гидом и преподавателем? Нет, я должна соответствовать супругу. Но, получается, фамилию я тоже не поменяю? Меня устраивает «Белова», но всё же… В России Беловы вызывали две ассоциации: с Сашей «Белым» из «Бригады», бандитом и хамом, и Сашкой Беловым из «Гардемарин», романтичным юношей, готовым на всё ради возлюбленной и родины. Я перестала представляться этой фамилией и заменила её на французскую кальку «Бланш» с тех пор, как иностранцы регулярно слышали английское «be lover», будто я предлагалась в любовницы, а не «surname» называла. Значит ли что-то по-арабски фамилия «Сафриви»? Надо будет спросить.

Приняв тщательно ванную, вымыв себя всю с головой и на всякий случай три раза (Бог любит троицу, как говорится), я вышла обсушиваться, обмотавшись мягким хлопковым полотенцем. С балкона открывался обзор на весь участок до глухого глинобитного забора, вымощенные бело-голубой плиткой дорожки, бассейн с мозаичными стенками, белоснежные вазоны и пышные пальмы разной высоты. Солнце было таким большим, а небо таким чистым, что, казалось, оно всё и есть яркое, раскалённое светило.

Постучав, вновь явилась портниха. Она отдала мне наряд, жестами прося померить. Я влезла в него, осваиваясь — не жмёт ли, не трёт? Вроде бы всё было удобным, впрочем, куда ещё я хоть раз буду его надевать? Свадебные платья, какими бы красивыми не были, всего лишь для одного раза. Я не из тех девушек, которые покупают в свадебных салонах платья со словами: «Ну, если что, потом ещё раз замуж схожу в другом».

— Окей, окей, — показала я опять большие пальцы, заверяя, что стало по фигуре, в самую пору.

Женщина ушла. Снаружи опускались сумерки. В спальне телевизора не было, но я заметила его внизу, в зале, когда ходила на обед. Не хочу туда спускаться всё из-за того же языкового барьера. Пока не выучу десяток-другой необходимых фраз, никуда не высунусь. Но где же Набиль? Я позвонила ему — он не взял трубку. Спустя минут пять прислал сообщение: «Скоро выезжаю, буду через час или около того».

Если у меня будет покрыта голова, то причёска мне не нужна. Краситься я сильно не красилась, и стоило ли нарушать эту привычку? Я подвела ресницы тушью, чуть подправила брови. Легла, уставившись в потолок, точнее — балдахин. Ещё в Париже я сходила на эпиляцию. Привела себя в полный порядок, понимая, что здесь мне с этим будет сложнее.

Наконец, во дворе раздался шум машины. Подскочив, я выбежала на балкон и увидела, что приехал Набиль с ещё двумя мужчинами. Его брат? Скорее хочу с ним познакомиться! Я заметила, что все они были в длинных рубахах, или халатах, или кафтанах — как это правильно назвать? Впервые я видела Набиля не в европейской одежде, а в его родной.

Поправив волосы перед зеркалом, я пошла ему навстречу, но столкнулась с ним ещё на лестнице — он поднимался ко мне.

— Куда ты? — повёл он бровью.

— Тебя встретить, — улыбнулась я. Набиль нахмурился:

— Это не Франция, Элен, здесь нельзя при мужчинах выбегать вот так… непокрытой. Особенно в день никаха.

— Прости, я не знала, — покраснев, устыдилась я. — Разве женщины в Марокко обязаны покрываться?

— Ну, всё большее количество перестаёт так делать, — он небрежно, как бы выказывая к ним презрение, махнул рукой, — это их дело. Но ты-то будешь моей женой, и я не хочу, чтобы тебя видели здесь в таком виде. Тем более мой брат.

Мы вдвоём вернулись в спальню.

— О, всё уже готово! — заметил он разложенный наряд.

— Да, я снова мерила — всё подошло, — взяв его за руку, я оглядела внешний вид Набиля, — ты действительно другой здесь. Непривычно тебя видеть в этом. Как это называется?

— Галабея, — указал он на белую нижнюю рубашку до пола, а потом на верхний роскошный плащ-халат, вышитый не хуже моего платья, — а это разновидность джеллабы.

— Красивое…

Он взял моё лицо в ладони и посмотрел мне в глаза:

— Ты готова?

— Выйти за тебя замуж? — волнение перехватывало дыхание, но я всё равно закивала, повторяя: — Да, да, конечно!

— Тогда я пришлю к тебе женщин, чтобы правильно одели. И буду ждать внизу.

Меня затрясло. Я механически протянула за ним руку, боясь, что без него что-то сделаю не так или не справлюсь. Но с чем можно было не справиться, вступая в брак? Я доверилась этому мужчине, он становился моим супругом и, несомненно, он всё подготовил и поможет мне разобраться во всём.

В спальню вошли портниха с ещё одной девушкой. Они, к слову, тоже были с покрытыми головами. Для меня это не было проблемой, более того — мне казалась эта традиция в чём-то правильной и целомудренной, пусть я с удовольствием и красовалась распущенными волосами до пояса, юбками повыше колена и голыми плечами. Что ж, двадцать семь лет — подходящий возраст, чтобы оставлять какие-то юношеские повадки в прошлом.

Глава XVI

С Маликом — братом Набиля, нас представили друг другу. Он был чуть пониже старшего, чуть поплотнее, в общем, не такой красавец, так что я в этой семье забрала лучшее. Мы все прошли в комнату, где пол был устлан коврами и подушками. Опустились на них. Набиль не сводил с меня восхищённого взгляда. Я и сама отметила в зеркале, что выгляжу великолепно, прекраснее, чем Хюррем в «Великолепном веке». Да и он — мой теперь уже муж — превосходно смотрелся в своей традиционной одежде.

Мне разрешили произносить брачные клятвы на французском. Набиль переводил их мне, и я повторяла. Никаких обрядовых благовоний, горящих свечей, размахиваний руками. Настолько ничего не происходило, что я немного разочаровалась в произведённой церемонии. И это всё? Мы просто выслушали имама, кое-что повторяя за ним? А в какой момент Бог послал своё благословение и скрепил навсегда наши души? Я, естественно, не могла задать всех этих вопросов прямо в процессе, боясь нарушить ритуал и сделать его… недействительным? Если что-то пойдёт не так — всё придётся переделывать?

Набиль протянул мне открывающийся футляр, внутри которого лежали золотые цепочки, кольца, серьги, браслеты, так что от них слепило глаза.

— Что это? — удивилась я.

— Махр, — объяснил он, — дар мужчины