Читать книгу - "Жду трамвая - Дарья Михайловна Сорокина"

быстрым течением. Одной туда нельзя. Ты же веришь?! Скажи мне, Надя. Ты искренне целуешь меня сейчас, или просто забыла, какой нерешительной сволочью я был? Как вместо обычного «прости и люблю», я заморозил твое сердце и разбил свое.

Я тогда заболел. Не сильнее, чем ты, но тоже слег. И даже потом в больнице не мог тебя навестить…

– Все в порядке? – Надя трогала мой взмокший лоб. До сих меня не отпускало. Мой кошмар во сне и наяву. – Ты весь горишь.

– От таких поцелуев я не только горю, чувствуешь? – Я прижал ее крепче, и мои губы расплылись в игривой улыбке, когда до Нади дошел смысл моих слов. Я тут же получил несильный удар в плечо, зато выиграл время. Духу не хватит объясниться с ней сейчас. Рассказать, почему дрожу, как в лихорадке.

Надя вскочила на ноги, опасливо поглядывая на мои джинсы, а я заставлял себя не смеяться над ее смущением. Трусишка какая. А спать с парнем под одним одеялом вчера не боялась, сейчас-то что случилось?

– Дурак. Еще раз подобное выкинешь, и точно съеду в общежитие.

– А поподробнее? Как именно мне не делать?

Я встал с табуретки и снова сгреб свою гостью в объятья.

Мне это нравилось – чувствовать, как с каждым прикосновением что-то внутри меня меняется, затягивается дыра в груди, уходит липкий страх. Надя рядом, она жива и под моей защитой теперь уже навсегда.

– Так можно? – Я положил руки ей на поясницу и склонил голову набок, как послушная собачка.

– Можно…

– Хорошо. А так?

Я прижал ее к холодильнику, сцепил запястья над головой. Пижама задралась, обнажая кожу. Ничего, мне и одной руки хватит, чтобы держать ее. Я прикоснулся к ее животу, медленно и нежно повел ладонью вверх. Надя молчала. Дышала, смотрела на меня, ждала, как далеко я зайду. А я не останавливался. Моя рука поднималась все выше-выше. Она шумно сглотнула. Или это был я?

– А угрозы, выходит, были простым блефом. Никуда ты не уйдешь от меня.

Даже если захочет, не пущу. Да, я пристроил Надю в общагу, но не ради нее. Ради себя. И теперь я успокоился. Но все равно мучился. Мне нужно было знать, почему она не сопротивляется, почему позволяет мне все. Из благодарности? Или Надя действительно хочет быть рядом? Забраться бы к ней в мысли, понять, что чувствует ко мне.

– Не уйду, – проговорила Надя спустя слишком долгое мгновение и уверенно посмотрела на меня.

В ее глазах не было затаенной обиды прошлого, только ожидание нашего прекрасного будущего. Но я сам пока не готов забыть его, потому отпустил мою разочарованную пленницу.

– Хорошо, а теперь давай наконец позавтра‐ каем?

Надя

Вот так запросто сидеть рядом, кормить друг друга. Обещать, что этот кусочек вкуснее, чем тот. Смеяться. Я словно всю жизнь знала Юру, его взгляд, движения, улыбку.

Мы вместе помыли посуду и теперь грели ладони о чашки с горячим чаем и дули на пар. Мы же никуда не торопимся сегодня и вообще. Нам просто хорошо.

– О, твоя любимая! – Я подцепила из стеклянной вазы конфету и погладила пальцем. – Помнишь? – протянула ее Юре на раскрытой ладони, а он замер, словно его молнией шарахнуло.

– Ты помнишь? – спросил Чудов с надеждой и страхом.

А теперь и я зависла. Ну да… Я помню. Юра всегда так пристально смотрел на эти конфеты и не решался взять. Приходилось таскать их для него со стола. Так странно, точно я не забывала этого, вот только вместе с этим фрагментом мозаики в сердце начала разливаться тоска по чему-то далекому и ушедшему безвозвратно. Наше детство. Лето, кузнечики, солнце и пруд. Я помню. Но это ушло навсегда, оставив после себя лишь горечь жженой карамели.

– Да, помню. И как ты камыш мне достал. Это же ты был, да?

– Только не камыш, а рогоз, Надя. Сколько можно их путать?

Чудов выхватил у меня конфету, развернул и запихнул целиком в рот, блаженно зажмурившись.

– И это самые вкусные конфеты на всем белом свете. Сегодня отличная погода, м?

До темноты мы гуляли. Дурачились, толкали друг друга в снег, потом вытряхивали его из самых неожиданных мест. Вернее, толкала Юру я, а он осторожно брал меня на руки и просто клал в самый пухлый сугроб, переживая за мою ногу, которая уже не болела.

– Скажешь папе, что мы теперь вместе? – Юра склонился надо мной, пока я набирала сообщение. После утренней взбучки лучше было не игнорировать родителя.

– Ага, и про диван напишу. – Я принялась демонстративно писать отцу, что спим мы вместе. Юра перепугался, пытался выхватить у меня телефон и только хуже сделал – я случайно отправила сообщение.

– Черт возьми… – с чувством выругался Чудов и схватился за волосы.

– Он тоже сейчас будет в курсе, молодец.

– Я молодец?!

Папа не заставил себя ждать и тут же перезвонил.

– Класс, сам теперь с ним говори. – Я пихнула Юре телефон, и тот принялся перекидывать его из одной руки в другую, как горячую картошку.

Но ответить все же пришлось:

– Здрасте, дядь Дим. Да не, это шутка такая. Конечно, у меня есть, где спать! Пфр, спрашиваете! – Он нервно посмотрел на меня и полоснул себя пальцем по горлу. Было сложно сдержаться и не заржать над его гримасами. – Да, я пришлю фотку. А? Ээээм? Ладно, будем…

Юра покраснел, заикаясь, попрощался с моим отцом, а потом сполз по стволу дерева.

– Что он тебе сказал?

– Чтобы мы думали головой. Но перед этим попросил прислать фото двух койко-мест.

Я сползла следом.

– Предлагаю выслать ему фотки наших шариков. Пусть видит, что у нас все под контролем, мы еще сами слишком дети, чтобы детей заводить, – попыталась я сгладить неловкость.

– Ага, и следующим телефонным звонком твой папа будет объяснять нам, как на самом деле ими пользоваться. К такому я пока точно не готов. Мы с тобой и так проштрафились по полной. Ладно, поможешь мне с балкона раскладушку достать? – Юра поднялся на ноги и протянул мне руку.

– Раскладушка? У тебя была раскладушка?! И ты молчал?

– Ну да. – Юрец-хитрец даже не пытался отрицать. – Более того, у меня и одеяло второе есть, но согласись, под одним нам было теплее. Предлагаю выслать фотки, потом убрать все обратно.

– Обманываем моего папу?

– Какой обман? Он попросил фото второго спального места, а уж ложиться порознь мы не никому обещали. – И мы, мокрые от снега, потопали домой.

Он все-таки дьявол, кто бы что ни говорил.