Читать книгу - "Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж"

Но ничего другого не оставалось. Отцовские распоряжения приходилось выполнять. Я не мог отправить весточки Екатерине, ведь кто-то должен был стать моим посыльным, однако королевские слуги не осмеливались нарушать волю короля. Должен признать, что такая преданность произвела на меня впечатление. Отцу верно служили.

* * *

Близился мой четырнадцатый день рождения, но никто даже не вспоминал о предстоящей свадьбе. Вместо этого я готовился к скромному празднованию по случаю достижения дееспособного возраста. (Говоря дипломатическим и официальным языком, в четырнадцать лет уже разрешалось подписывать документы, жениться и вступать в права наследования, если, конечно, имелось само наследство.)

Хотя до самого того дня, до двадцать восьмого июня, я еще считался ребенком, и со мной именно так и обращались.

Накануне вечером отец вызвал меня и безапелляционным тоном велел мне переодеться и быть готовым к поездке в город. Он не стал объяснять, куда именно мы отправляемся и почему в столь позднее время.

Выехали в сумерках. В июне они тянутся долго, тьма сгущается не раньше десяти. Проезжая по Лондонскому мосту, мы обнаружили, что жизнь здесь течет более оживленно, чем днем. По обеим сторонам тянулись ряды двухэтажных домов, и в полумраке улица между ними превращалась в место развлечений и приятного досуга. Взрослые отдыхали на лавках, а дети играли или рыбачили прямо с моста. Мне показалось, что все они знают друг друга. Именно это поразило меня более всего. Здесь жило много народа, огромное количество семей, и все они запросто общались между собой.

В наших кругах о таком повальном дружелюбии не могло быть и речи. Двор, конечно, тоже опутывали родственные связи — к примеру, глава семейства служил в личных покоях короля, его жена исполняла обязанности камеристки королевы, а их дети числились в пажах или фрейлинах. Они имели право жить во дворце, чем обычно и пользовались, и в общей сложности там проживало около двух сотен семей. Но они сторонились друг друга, и между ними не завязывалось теплых дружеских отношений, какие я подметил тем июньским вечером у обитателей Лондонского моста.

Мы петляли по лабиринту улиц в самом сердце столицы. Дома лепились один к другому, и в каждом из них наверняка ютилось не менее двух десятков жителей, судя по толпам гуляющих горожан. Они праздновали окончание трудового дня и благодаря медленно увядающему фиалковому свету могли веселиться еще несколько часов.

Повернув на запад, мы миновали собор Святого Павла и выехали из города через Ладгейт, и тогда я понял, куда мы направляемся. Мы пересекли мостик над зловонной и застойной речонкой Флит и вскоре остановились возле особняка епископа Солсбери.

Уже почти стемнело. Король спешился и велел мне последовать его примеру. Перед самым входом в дом отец сжал мое плечо и резко сказал:

— Сейчас вы сообщите епископу, что прибыли к нему, дабы законно опротестовать ваше обручение с принцессой Екатериной. Вы поясните, что муки совести побуждают вас подписать новые документы.

— Да, — глухо произнес я.

Значит, отец вознамерился обеспечить два пути: открытое обручение и тайное отречение. Дела с приданым так и не разрешились. Я слышал это от Брэндона. В его присутствии придворные говорили свободно, а он, в свою очередь, рассказывал мне о том, что касалось моих интересов.

Подтолкнув меня вперед, король показал жестом, что я должен сам постучать в дверь. Хозяин проворно распахнул ее; очевидно, они обо всем сговорились заранее.

— Принца терзает сознание того, что он обручился с вдовой брата, — заявил отец. — Он прибыл к вам, дабы облегчить муки совести и успокоить душу.

Прошелестев сочувственным тоном несколько подобающих случаю слов, епископ провел нас в дом. На его письменном столе уже лежали аккуратно разложенные и заблаговременно составленные документы. Под текстами было оставлено место для моей подписи.

— Он очень страдает, — добавил отец, отлично играя свою роль.

— Ах, как печально, — сказал епископ, — и что же мучает вас, сын мой?

Король не репетировал со мной ответы на вопросы. Я понятия не имел о том, что надо говорить, поэтому выпалил правду:

— Мне тяжко думать о том, что принцесса лежала в постели с моим братом! Это невыносимо.

Да, я не покривил душой. Мысль об их соитии терзала меня. Я хотел обладать Екатериной, но изначально и безраздельно. Однако она уже отдавалась другому…

— Наверное, вас мучает возможное кровосмешение… — подсказал епископ. — Ведь сказано же в Писании: «Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего».

— Не совсем так…

Мне хотелось пояснить, что терзаюсь я не потому, что Артур был моим братом, а по другой причине. Я испытывал бы те же чувства, если бы на его месте оказался любой другой мужчина…

— Он живо интересуется священными книгами, — быстро перебил меня отец. — Ведь он глубоко изучал их, готовясь к духовному сану. Было бы странно, не правда ли, если бы он не стремился к точности их толкования…

— Да. Мерзостен грешник, возлегший с женой брата, — произнес епископ с улыбкой, которая показалась мне неуместной. — Мы успокоим вашу совесть, мой принц.

Приняв величественный вид, он протараторил слова, кои мне надлежало повторить.

— …Питая отвращение… к мерзости… союза с вдовой нашего возлюбленного брата…

Затем он подсунул мне перо и указал на бумаги. Я поспешно подписал их. Плохо заточенное острие оставляло кляксы и царапало пергамент.

— И теперь моя совесть будет чиста? — спросил я.

Все это напоминало фарс, ведь я нарушил собственную клятву.

— Воистину так, — ответил епископ.

— Как просто, — заметил я. — Очень просто. Казалось бы, меня ожидали более серьезные осложнения. В столь важном деле…

— Важнейшие дела зачастую разрешаются простым актом, — с уверенностью заявил он.

— Нам пора, — поторопил меня отец, опасаясь, что я могу некстати что-нибудь брякнуть. — Дело сделано.