Читать книгу - "Непристойное предложение - Керстин Гир"

– Все стоит денег, – возразила я.

Значит, Эвелин считает, что мне подходит дачный стиль. Определенно, ее стилем это не было. Что ж, я уже давно находилась в бесплодных поисках своего собственного стиля. Элизабет всегда повторяла, что моим стилем было вообще не иметь никакого стиля. Но это мне не очень нравилось. Я хотела спросить Эвелин, не относятся ли мои старые потрепанные джинсы к этому самому дачному стилю и не стоит ли мне еще добавить на ноги поношенные кеды.

В этот момент господин Кабульке вкатил в оранжерею тачку, доверху наполненную издававшим чудный аромат компостом. Я улыбнулась ему. Он любил свою работу точно так же, как я. А к какому стилю относилась его выдающаяся кепка, пожалуй, не смог бы определить никто.

– Ну что ж, поплевав на руки, примемся за дело, – произнес Кабульке.

– Точно, – ответила Эвелин. – Я могла бы немедленно поехать в строительный супермаркет.

– Но у нас нет времени для чего-то подобного, – удивилась я.

– Найдем, – ответила Эвелин. – А вдвоем дело пойдет куда быстрее.

– Но мне нужно заниматься космеями в пятой оранжерее, – сказала я. – Если хочешь, можешь мне помочь.

– Гм, – произнесла Эвелин и повернулась к господину Кабульке. – Скажите, господин Какабульке…

– Кабульке! – зашипела я.

– …Вы умеете обдирать обои со стен?

Господин Кабульке выглядел обиженным.

– Это умеет делать каждый ре-ре-ребенок, – сказал он.

– А обращаться с кистью и красками?

Кабульке уронил лопату.

– Разумеется! За всю свою жизнь я ни-ни-никогда не обращался к услугам маляров.

Эвелин удовлетворенно улыбнулась мне:

– Ты сама слышала.

Я покачала головой:

– Господин Кабульке нужен здесь!

– Но господину Какабульке, наверное, тоже иногда приятно сменить род занятий и отдохнуть от навоза и лопат. Не так ли, господин Какабульке?

– Его фамилия Кабульке, – снова зашипела я в надежде, что он этого не расслышит. – Только одно «ка»!

– В самом деле? Но мне он представился как Какабульке, – зашипела в ответ Эвелин.

– Но он же заикается! – возмущенно прошептала я.

Господин Кабульке приподнял свою кепку и почесал затылок.

– Я бы ничего не имел против. Я также умею обращаться с мо-мо-молотком и зубилом. А еще с пилой и дрелью.

– Ну, ты видишь, – сказала Эвелин мне. – Господин Какабульке – мастер на все руки! И было бы очень жаль не использовать его таланты. Если он немного поторопится здесь, то еще успеет начать обдирать обои в моей комнате.

Я застыла на месте. Собственно, никто не возражал. Только разве что жена господина Кабульке станет снова возмущаться, что он допоздна задерживается здесь, а не ходит с ней на танцы.

– Иди же, занимайся своими пигмеями, – сказала Эвелин. – А мы с господином Какабульке как-нибудь договоримся.

– Мой растения называются космеи, а его фамилия Кабульке, – снова попыталась с сомнением возразить я, но Эвелин уже повернулась ко мне спиной.

Пикировка растений – это своего рода медитативная работа. Приходится многократно повторять одну и туже операцию на протяжении очень долгого времени. Штефан не понимал, почему я не хочу при этом даже включать радио. Но я не могу слушать музыку – это нарушает интимный характер работы. Кроме того, с музыкальным сопровождением невозможно спокойно беседовать с растениями. Каждый стебелек, правильно обработанный и обласканный, радовал меня, как ничто на свете. Эти растения в свое время попали ко мне в руки в виде маленьких семян, собиравшихся и сортировавшихся месяцами, были взлелеяны и взращены кропотливым трудом. И даже Штефан признавал ценность этой работы. Конечно, он не раз напоминал мне, сколько было потрачено удобрений, воды, времени и т. д. и т. п., по я была уверена, что космеи стали на этой земле почти что моими детьми.

Когда я уже почти закончила, в двери оранжереи зашел Штефан. Я бросила работу и протянула к нему руки.

– Осторожно, мой костюм! – засмеялся он.

– О чем ты говоришь? – мурлыкала я, пряча лицо у него на груди.

– Это было так ужасно?

Нет, конечно, это не было ужасно. Ужасно было только то, что я не могла быть рядом со Штефаном. И то, что Оливер сегодня утром увидел меня сидящей на унитазе. Я даже не могла об этом думать, так это было неприятно.

– А у тебя? – спросила я. – Ты не забыл подумать о том, чтобы что-то надеть на себя, отправляясь спать? А что было на Эвелин? Это было что-то струящееся из шелка?

В чем-то другом я не могла представить себе Эвелин ни при каких обстоятельствах.

– Ах, Молли-Олли, – произнес Штефан, оставив все мои вопросы без ответа. – Как же ты хороша, когда ревнуешь. Но у меня на самом деле были совсем другие заботы.

– Какие же? – спросила я.

Неужели он беспокоился о том, надел ли что-нибудь на себя Оливер, отправляясь спать. И что тот увидел потом, выйдя из душа и бреясь. Я не знала.

Но Штефан совершенно не думал об Оливере.

– Зегебрехт отказался от нашего предложения, – сказал он.

– Что? Так быстро? Ты же договаривался с ним только на той неделе.

– Да, но они больше не заинтересованы в сотрудничестве. – Штефан вздохнул. – Я только теперь узнал, что дочь Зегебрехта замужем за владельцем «Цветов Мюллера». И здесь уже ничего не поделаешь. Они, естественно, будут работать заодно.

– Но ведь оформление могил и впрямь не совсем то, чем мы хотели заниматься, правда? – попыталась я успокоить его.

Штефан отстранил меня от себя.

– Олли, ты что, не хочешь понять? Сейчас речь идет просто об элементарном выживании. Если мы немедленно не поднимем прибыль, нам придется закрыть магазин!

Я засмеялась:

– Ха-ха, ты совсем забыл, что у нас скоро будет миллион!

Штефан вздохнул.

– Олли, временами ты просто по-детски наивна. Если мы не сохраним магазин, то и миллион нам уже не понадобится. Мы просто окажемся банкротами.

Я сконфузилась.

– Да, но… – начала я, но в этот момент Петра просунула голову с детсадовской прической в дверь оранжереи.

– Не стоило особенно утруждать себя размышлениями, чтобы понять, что ты опять по локоть измазала руки в земле, – заявила она. – Там та женщина, которая хочет купить самшиты, но сама не знает, что ей надо. Ох… – В этот момент она осеклась, и ее голосок зажурчал, словно весенний ручеек. – Хелло, господин Гертнер, я и не знала, что вы тоже здесь.

Накрашенные губы расплылись в приветливой улыбке.