Читать книгу - "Влюбленные женщины - Дэвид Герберт Лоуренс"

Неожиданно раздался звук тормозов. Хлопнула дверца автомобиля.

— Это Солси, — послышался голос Гермионы, ее забавная певучая интонация. Отложив рукоделье, она встала и пошла по лужайке, скрывшись за кустами.

— Кто это? — поинтересовалась Гудрун.

— Мистер Роддайс, брат мисс Роддайс. Думаю, это он, — сказал сэр Джошуа.

— Да, Солси — ее брат, — подтвердила маленькая графиня, оторвавшись на секунду от чтения только для того, чтобы подтвердить эту информацию на своем слегка гортанном английском.

Все выжидали. И тут из-за кустов показалась высокая фигура Александра Роддайса, он шел к ним широким шагом, как романтический герой Мередита[24], вызывающий в памяти Дизраэли. Тепло со всеми поздоровавшись, он тут же взял на себя обязанности хозяина, легко и непринужденно оказывая знаки внимания гостям Гермионы. Он только что приехал из Лондона, прямо из парламента. На лужайке на какое-то время воцарилась атмосфера палаты общин: министр внутренних дел сказал то-то, а он, Роддайс, думал то-то, о чем не преминул сказать премьер-министру.

Но вот из-за кустов появилась Гермиона с Джеральдом Кричем — тот приехал с Александром. Познакомив Джеральда со всеми, она дала ему немного покрасоваться в обществе, а потом усадила с собой. Очевидно, он был сейчас ее особым гостем.

В Кабинете министров наметился раскол; министр образования подвергся суровой критике и был вынужден подать в отставку. Это стало отправной точкой для разговора об образовании.

— Несомненно, — начала Гермиона, экстатически вознося глаза к небу, — единственной причиной, единственным оправданием образования может быть лишь радость от обретения чистого знания, от наслаждения его красотой. — Она замолкла, обдумывая еще не до конца созревшую мысль, затем продолжила: — Профессиональное образование — уже не образование, а его смерть.

Радуясь возможности поспорить, Джеральд ринулся в бой.

— Не всегда так, — сказал он. — Разве образование не похоже на гимнастику, разве его целью не является получение натренированного, живого, активного интеллекта?

— Так же, как цель атлетики — здоровое послушное тело, — воскликнула, искренне соглашаясь с Джеральдом, мисс Брэдли.

Гудрун посмотрела на нее с отвращением.

— Ну, не знаю, — протянула Гермиона. — Лично для меня наслаждение от познания так велико, так восхитительно — ничто не может с этим сравниться, уверена, ничто.

— Познания чего, Гермиона? Приведи пример, — попросил Александр.

Гермиона вновь воздела глаза и завела ту же песню:

— М-мм… даже не знаю… Ну, взять хотя бы науку о звездах. Пришло время, когда я что-то о них поняла. Это так возвышает, так раскрепощает…

Беркин метнул в ее сторону испепеляющий взгляд.

— А тебе-то это зачем? — насмешливо поинтересовался он. — Ты ведь не стремишься к свободе.

Оскорбленная Гермиона отшатнулась от него.

— Знание действительно словно раздвигает пространство. Такое ощущение, будто стоишь на вершине горы и видишь оттуда Тихий океан, — сказал Джеральд.

— Застыв в молчанье на горе Дарьен[25], — пробормотала итальянка, отрывая глаза от книги.

— Не обязательно там, — возразил Джеральд. Урсула рассмеялась.

Когда все затихли, Гермиона продолжала как ни в чем не бывало:

— Знание — величайшая вещь на свете. Только это делает человека по-настоящему счастливым и свободным.

— Да, знание — это свобода, — согласился Мэттесон.

— Употребляемая в виде таблеток, — отозвался Беркин, глядя на плюгавого, сухонького баронета. Знаменитый социолог вдруг представился Гудрун аптечным пузырьком с таблетками спрессованной свободы. Зрелище позабавило ее. Теперь именно таким сэр Джошуа останется в ее памяти.

— Что ты хочешь этим сказать, Руперт? — спросила Гермиона с невозмутимым высокомерием.

— Строго говоря, знать мы можем только то, что уже свершилось и осталось в прошлом, — ответил он. — Это все равно что хранить прошлогоднюю свободу в баночках из-под крыжовенного варенья.

— Почему вы считаете, что можно знать только прошлое? — язвительно спросил баронет. — Разве закон всемирного притяжения распространяется на одно лишь прошлое?

— Да, — сказал Беркин.

— В моей книге есть очаровательное местечко, — неожиданно заговорила маленькая итальянка. — Герой подходит к двери и выбрасывает свои глаза на улицу.

Все рассмеялись. Мисс Брэдли подошла к графине и заглянула через ее плечо в книгу.

— Вот посмотрите! — сказала графиня.

— «Базаров подошел к двери и торопливо бросил глаза на улицу», — прочитала она.

Вновь раздался взрыв хохота, особенно отчетливо звучал смех баронета, — он напоминал грохот падающих камней.

— Что это за книга? — тут же спросил Александр.

— «Отцы и дети» Тургенева, — ответила маленькая иностранка, отчетливо произнося каждый звук. Чтобы не ошибиться, она еще раз взглянула на обложку.

— Старое американское издание, — заметил Беркин.

— Ну конечно же, перевод с французского, — сказал Александр хорошо поставленным голосом. — «Bazarov ouvra la porte et jeta les yeux dans la rue»[26].

Он обвел веселым взглядом гостей.

— Интересно, откуда взялось «торопливо», — поинтересовалась Урсула.

Все стали гадать.

Тут, к всеобщему изумлению, служанка принесла большой поднос с чаем. Как быстро пролетел день!

После чая все собрались на прогулку.

— Хотите пойти погулять? — спрашивала Гермиона каждого поочередно. Все согласились, ощущая себя заключенными, которых выводят на прогулку. Отказался только Беркин.

— Пойдешь с нами, Руперт?

— Нет, Гермиона.

— Ты уверен?

— Абсолютно, — ответил он после секундного колебания.

— Но почему? — протянула Гермиона. Ей отказали даже в такой малости, и от этого кровь вскипела в жилах. Она хотела, чтобы все во главе с ней пошли в парк.

— Не люблю ходить в стаде, — ответил Беркин.

У Гермионы перехватило горло, но она собралась с духом и произнесла с нарочитым спокойствием:

— Ну что ж, раз малыш дуется, оставим его дома.