Читать книгу - "Первый, случайный, единственный - Анна Берсенева"

Какое счастье, что гарсоньерка стояла свободная!

Если бы не это, Полина совершенно не знала бы, что ей делать. Она всегда понимала, что привычный, размеренный и, безусловно, прекрасный образ жизни ее домашних совершенно не для нее. А теперь, после того как год прошел отдельно от них, и прошел так, как она сама хотела, – после этого снова подстраиваться под их жизнь в качестве маленькой девочки было для нее невыносимо. Правда, она и раньше не особенно подстраивалась, но раньше она просто ускользала из дому в какое-нибудь для нее притягательное местечко: на мыс Казантип, в Махру, на Глюков чердак в Монетчиковском, да мало ли еще куда!

А теперь ей не хотелось никуда – ни к родителям, ни на чердак. Ей хотелось лечь лицом к стенке, никого и ничего не видеть, и чтобы никто не видел ее.

Дома это было невозможно, тем более сейчас, когда там происходили большие перемены.

Начались они с того, что выписалась наконец из больницы Ева. Мама каждые полчаса звонила ей, умоляя никуда не выходить, не поднимать ничего тяжелее чашки и вообще лежать целыми днями не вставая. Если трубку брал Артем, то она инструктировала насчет Евы его, и нетрудно было догадаться, что выслушивать все это им обоим наверняка надоело.

Но самое неприятное и совершенно неожиданное событие произошло потом. Хозяин лефортовской квартиры позвонил из Америки и сообщил, что через неделю возвращается на родину.

– Вот в Германии такое просто невозможно! – возмущался папа. – Если человек снял квартиру, то никакой форс-мажор хозяев ему уже неинтересен. Более того, когда контракт закончится, он имеет право его продлить, и хозяин обязан это сделать или найти для него другое приемлемое жилье.

– Так ведь нет же у Темы никакого контракта. И у нас не Германия, Валя, – невесело усмехалась мама. – Ты до сих пор этого не понял?

– Да знаю я, – сердито отвечал Валентин Юрьевич. – Но знать одно, а привыкнуть – другое.

Понятно было, что Ева с Артемом поселятся у родителей, во всяком случае, до тех пор, пока не найдут другую квартиру. А найти отдельную квартиру за те деньги, которые они платили до сих пор и которые тоже были для них почти неподъемными, – это было практически невозможно. Но не комнату же в коммуналке им теперь снимать!

В общем, гарсоньерка оказалась единственным местом, где Полина чувствовала себя сейчас относительно спокойной.

Если все это можно было назвать спокойствием…

Как только она ложилась на широкую, с резной деревянной спинкой бабушкину кровать, застеленную пестрым перуанским покрывалом, как только закрывала глаза, – все, что произошло с нею за последний месяц, делалось в ее сознании таким отчетливым, словно она не просто глаза закрывала, а оказывалась в темноте кинозала и смотрела фильм. Смотреть его было тошно.

Конечно, она ушла от Игоря сразу же, как только сделала аборт. Уйти до этого было невозможно: Полина рассудила, что проще ничего не объяснять ему, чем что-то объяснять маме. А объяснять непременно пришлось бы – куда пошла, почему не ночевала дома, а где же тогда ночевала, раз опять ушла от Игоря, и почему такая бледная, и что у тебя случилось?.. Врать Полина умела, конечно, неплохо, но у мамы был глаз-алмаз, и настроение своих детей она чувствовала не хуже какого-нибудь сейсмографа.

В общем, правильно было уйти от него после аборта, а не до. Она вообще теперь все делала только правильно.

В сарай, где оставалась неоконченная мозаика, Полина не заглянула до своего ухода ни разу. Да, собственно, и времени не было. Уже назавтра после того разговора – и после всего, что происходило между ними на золотой постели, но об этом Полина старалась не вспоминать, – уже назавтра она сбегала по адресу, который ей дала молодая врачиха, и сдала анализы. А еще через день все было сделано в лучшем виде, как та же самая врачиха и пообещала.