Читать книгу - "Художник и его мамзель - Ольга Клюкина"

Но так как Полина в ответ даже не шевельнулась и продолжала в упор смотреть, Люба повернулась и что-то напевая себе под нос, пошла к остановке.

– Стой! – вдруг услышала она негромкий, какой-то отчаянный голос Полины. – Подожди, уходи. Стой. Ты не могла бы поймать машину? Не хочется вызывать «скорую». Посади меня в такси, пожалуйста.

– А что случилось? – оглянулась Люба.

– Обычное дело. Позвоночник, – уже не таясь, скривилась от боли Полина. – Только скорее, чтобы никто не увидел. А то отцу позвонят. Ты можешь быстрее? За углом можно поймать машину.

Только теперь Люба заметила на лбу у Полины длинный белый шрам, когда вела ее, почти тащила на себе к такси. Ей ведь прежде не приходилось видеть ее лицо так близко…

– Ты не очень торопишься? Может быть, довезешь меня до дома? – прошептала Полина умоляющим голосом. – Там тоже ступеньки, лифт. Трудно. Одни препятствия.

– Я свободна, как птица в полете, – ответила Люба и сразу же устыдилась своих слов. На фоне чужой боли они были как-то неуместны.

В такси Полина молча протянула кошелек, чтобы Люба сама расплатилась с водителем.

«Надо же, как много у нее денег, – поневоле удивилась Люба, разглядывая внушительную пачку сотенных купюр. – А на вид ни за что не скажешь, что богатая».

Машина остановилось возле элитного дома из красного кирпича, похожего на многоэтажный теремок. На лестнице в подъезде лежала ковровая дорожка, повсюду стояли декоративные горшки с комнатными цветами, даже в воздухе витал аромат тропических фруктов, должно быть, от какого-то дезодоранта.

– Для крутых домик, – не удержалась Люба, с интересом оглядываясь по сторонам. – Ты здесь с родителями живешь?

– С отцом, – ответила Полина. – С отцом, его женой и двумя его детьми.

Выражение лица при этом у нее было такое сердитое, что Люба не стала переспрашивать, хотя на самом деле почти ничего не поняла.

– А кто у тебя отец? – спросила Люба все-таки осторожно, когда за ними бесшумно задвинулись дверцы лифта и Полина в изнеможении прислонилась к стене. – Чем занимается, на чем деньги кует?

– Врач-гинеколог, один из самых известных в городе, – негромко отозвалась Полина. – Может, слышала? Михаил Семенович Медковский, его все тетки еще Медком зовут. Он с ними со всеми такой сладкий, медовенький… У нас в семье все врачи, кроме меня.

– А мать кого лечит?

– Ангелов, – помолчав, сказала Полина. – Как ты думаешь, дети – это ангелы? Лично я никогда так не считала.

– Не знала, что у нас так врачи живут, – никак не могла успокоиться Люба. – Я по радио слышала, медики и учителя, наоборот, меньше всех получают.

– Смотря где и смотря какие. У отца уже много лет частная практика, у него теперь и кабинет здесь, под боком. Он у меня на работу ходит в соседнюю комнату. Почему-то у богатых людей всегда большие проблемы с потомством, на это они не скупятся.

Наконец лифт мягко остановился перед дверью. Люба подумала, что сейчас увидит какую-то необыкновенную роскошь, но Полина привела ее в обыкновенную комнату, разве что с непривычно большими пластиковыми окнами, загроможденную холстами и книгами. Несмотря на открытую форточку, в комнате стоял устойчивый запах скипидара, к которому Люба успела привыкнуть в мастерских.

– Мы с папаней автономно существуем, – пояснила Полина неохотно. – И научились друг другу не мешать. Он со своим счастливым семейством в другом конце коридора живет. А у меня здесь почти все вещи старые, от мамы остались. Не хочу, чтобы их ломали чужие дети.

Первым делом она достала из шкафа какие-то ампулы и одноразовый шприц, легла на диван и ловко сделала себе укол. Но когда Полина стягивала с себя джинсы, Люба чуть не ахнула: ее нога была сплошь покрыта шрамами разных размеров, которые переходили выше, в область спины, скрываемые нарядным свитерком.

– Автомобильная авария, – не дожидаясь лишних вопросов, спокойно сказала Полина. – Уже шесть лет назад. Сначала говорили, вообще ходить не буду. Я тогда думала, лучше бы мне тоже сразу… как мама. Но теперь, как видишь, живу и даже на дни рождения хожу. Вот только в училище пропусков много из-за болезни. Приходится потом догонять, частные уроки брать. Помнишь, ты меня как раз у Павла Владимировича встретила?

– А я подумала, у вас с ним роман, – зачем-то призналась Люба.

– Что? Нет, ну ты меня даже развеселила… Какие могут быть романы с моим-то позвоночником, когда я почти каждый день еле шевелюсь от боли? Но если ты так думала, значит, еще не все потеряно…

Люба была потрясена до глубины души.

– Но… как же… как же вообще можно жить без мужчин? – спросила она шепотом, округлив глаза. – И совсем без секса? Ты шутишь?

– Как видишь, жива, – засмеялась Полина, поглядев на обалдевшую физиономию своей собеседницы. – К тому же мне Медок столько рассказывает про своих сексуально озабоченных теток, что за глаза хватает. Но ведь я тоже могу тогда тебя спросить: а как можно жить без рисования? Балерина спросит: а без танцев? Ведь со скуки сдохнешь. Но многие люди и понятия не имеют, что это такое, и прекрасно живут, радуются жизни. – Полина помолчала немного, а потом добавила: – Ведь это вечный, философский вопрос: что важнее – жизнь или искусство? Забавно, что мы с тобой сейчас его обсуждаем…

Сейчас она, как никогда, была похожа на своего учителя, даже говорила с такой же интонацией. Люба подумала: с ним-то все ясно. Но вот когда так рассуждает женщина, молодая девушка… От такой жизненной несправедливости у нее вдруг даже резко защипало в носу, как будто кто-то поднес к лицу пузырек с нашатырным спиртом.

– Ты чего? Плачешь, что ли? – изумилась Полина.

– Я так просто, немножко… Не могу… Я думала, хуже, чем у меня, ни у кого нет, а тут вообще ужас какой-то.

– Да ты ведь совсем ничего не поняла!

– Не обращай внимания. Я здесь у вас вообще из другой оперы…

Из окна шестого этажа открывался красивый вид на Волгу, городской парк. Во дворе было устроено что-то вроде зимнего сада, росли какие-то декоративные хвойные кустики.

– Все равно, везет тебе, – полюбовавшись на реку, сказала Люба. – В таком шикарном доме живешь. Мне бы так, и чтобы это все было мое. Может быть, я тоже в бабушкин дом, в деревню, вернусь, пока там все не до конца растащили. Как-никак собственность.

– Эх, глупая ты. Да я бы все отдала, чтобы быть на твоем месте. До сих пор в глазах стоит, как ты тогда на табуретку запрыгнула. Помнишь, на дне рождения у Максимыча? Мне такие прыжки теперь только во сне снятся, да и то все реже. Для меня счастье, когда я проснусь утром и не мычу от боли. Вот сейчас отпускает немного, я уже и счастлива…

Люба покраснела и отвернулась к окну. Она ведь только хотела сказать: ладно, ты, не зацикливайся, многие инвалиды, ко всему прочему, еще и живут в ужасных условиях… Но Полина снова ее не поняла. Наверное, она просто не умела правильно выражать свои мысли, не случайно ее все считали за дуру. Почти все…