Читать книгу - "Принцесса викингов - Симона Вилар"

– О, Ру! – вопили те, кто требовал справедливости от своего правителя, выбегая к дороге, чтобы привлечь к себе внимание Ролло, и рассчитывая на скорый суд.

Бран, остававшийся при Эмме, когда Ролло отправлялся вершить справедливость, сообщил ей, что конунг опирается на скандинавский закон, по которому, если совершена кража, то и вор, и его укрыватель равно наказывались виселицей. Если же некто возводит обвинение на другого без достаточных на то оснований, он платит крупный штраф.

– У Рольва нет, как у франков, судей и нотариев, которым приходится платить жалованье за разбор тяжб. Поэтому все вопросы общинам приходится решать самим. Лишь самые сложные дела и каверзные споры остаются на долю правителя. Допустим, некто украл железный лемех из кузни и скрылся. Кузнец имеет право бросить клич «аро!», что, в сущности, означает обращение «О, Ру!», и ежели вор покинул пределы селения, то клич этот, как призыв искать вора, передается из селения в селение, от общины к общине, от фьефа к фьефу[13]до тех пор, пока похититель не будет пойман и вздернут в петле.

– Это очень действенный закон, – продолжал Бран. – Немудрено, что тяжб о краже в Нормандии становится все меньше.

Однажды Ролло возвратился после отправления суда в отдаленном от дорог городке в великой мрачности и смущении.

– Нелепое дело, трижды разрази меня гром! Глупая поселянка припрятала в доме плуг собственного мужа, завалив его ветошью. А когда муж возвестил о краже и все принялись искать вора, промолчала в надежде, что община чем-либо возместит мнимо утраченное. Позже она все сказала мужу, и теперь уже оба молчали, пока обман внезапно не открылся.

– И как поступил суд? – поинтересовалась Эмма, когда Ролло ненадолго умолк.

Они сидели в пропахшем навозом и прелым тростником круглом помещении старой башни, среди горящих плошек на столе была разложена нехитрая снедь.

Ролло ответил не сразу. Отодвинув блюдо с жареной рыбой, он вытер губы тыльной стороной руки.

– Закон есть закон. Обоих обвинили в краже и повесили. А чтобы впредь никому неповадно было шутить подобным образом, поселяне, признавшие женщину более виноватой, повесили ее особым образом – голой и за ноги.

– Но ведь это же была ненастоящая кража! – возмутилась Эмма. – Нет, Салический закон франков намного более милосерден.

Ролло сделал из бурдюка добрый глоток и мрачно воззрился на девушку.

– Милосердие – это семя, которое надлежит бросать в уже подготовленную почву. Иначе его чахлый побег вскорости будет заглушен бурьяном беззакония и подлости.

Однако Эмма все не могла успокоиться, и тогда Ролло обратился к Брану:

– Завтра по пути в Руан мы свернем в лес Марре и покажем ей, что мои законы дают добрые всходы.

И Эмма действительно была поражена, когда на другой день у развилки дорог на суку старого дуба увидела два тяжелых золотых браслета, поблескивавших на солнце среди яркой весенней зелени.

– Они висят так уже скоро год, – облокотясь о луку седла, сказал Ролло. – И никто не осмеливается снять их из опасения прослыть вором – тем, кого рано или поздно настигнет клич «аро!».

Поистине разум ее тюремщика вызывал восхищение. Тюремщика? Она забывала об этом. Ни с кем и никогда она не чувствовала себя столь свободной, как рядом с Ролло. Их желания во всем совпадали: когда Эмма чувствовала, что устала, Ролло приказывал сделать привал; когда ей было весело, он предлагал скачки или иные увеселения; когда чувствовала голод или жажду – сейчас же находилось, чем утолить их. Поневоле она заподозрила, что столь многочисленные совпадения вызваны тем, что Ролло пристально наблюдает за нею.

После отлучек, длившихся порой более недели, они возвращались в Руан. У конунга всякий раз накапливались дела в столице, Эмма же, как и всегда, уединялась на острове в аббатстве Святого Мартина, остро ощущая отсутствие Ролло. Поэтому, едва прослышав, что он готовится к новой поездке, она сама отправлялась в его дворец и, терзая свою гордость, заявляла, что не возражала бы отправиться с ним. За показной дерзостью Эммы скрывался страх, что конунг откажет, но если ему и приходилось делать это, он всегда добавлял:

– В следующий раз я обязательно снова возьму тебя.

Эмма верила, потому что Ролло никогда не лгал. И она принималась ждать его возвращения с таким нетерпением, что даже Атли замечал:

– Похоже, что ты и шагу ступить не можешь без Ролло.

Эмма не удостаивала его ответом, лениво перебирая струны лютни.

– Впрочем, так не должно быть, – негромко продолжал Атли. – Ты не можешь не помнить, как он поступил с тобой в лесном аббатстве.

Эмма нервничала, сбиваясь с такта и путая струны.

Однажды, набравшись смелости, она спросила у Ролло:

– Почему твоя королева никогда не интересуется делами своего супруга?

Лицо Ролло стало совершенно непроницаемым.

– Зачем? Она – моя женщина, и этого совершенно достаточно.

Несмотря на холодность его тона, Эмма рискнула продолжать:

– Но я повсюду вижу, что ваши женщины принимают живейшее участие в делах мужей. Куда большее, чем жены франков, у которых это не принято. Снэфрид же ни до чего нет дела.

– Так и должно быть. Что толку, если женщина начнет докучать советами и просьбами?

– Но Снэфрид ведь не простая наложница викинга. Ты сделал ее королевой, а это значит…

– Да хранят нас боги от вмешательства женщин в дела правления! И разве ты, Эмма, незнакома с вашими хрониками и не помнишь, что творилось во Франкии, когда в деяния мужей вмешались две юбки – Брунгильда и Фредегунда?

И снова этот варвар удивил Эмму.

Но когда она поведала об этом разговоре Атли, тот заметил, что Ролло не терпит, когда кто-либо касается его отношений со Снэфрид.

– Пожалуй, он и сам сознает, что Снэфрид не та женщина, которая должна быть у такого великого правителя, как Ролло. Ему нужна та, что закрепит его право на эти земли и даст ему крепких наследников. Увы, но он никогда не расстанется со своей финкой.

И Атли рассказал Эмме, как Снэфрид отказалась от короны Норвегии, чтобы бежать с Ролло.

Эмма была невольно поражена, но вместе с тем поняла, что Атли гораздо сильнее недолюбливает жену брата, чем она полагала. Когда она попыталась расспросить его о причинах этого, Атли перевел разговор на курьезный случай, когда Ролло не пожелал даже выслушать послов короля Карла, предлагавшего ему руку принцессы Гизеллы, если конунг согласится креститься и признает власть Каролингов.

– Ролло решил, что я должен стать его наследником и куда надежнее вступить в союз с могущественным и популярным среди франков герцогом Робертом, связав браком нас с тобой.