Читать книгу - "Новый год по новому стилю - Ольга Горышина"

— Позавтракаете тортом.

Очень умно, Гриша… Прямо остроумно!

Как мне теперь уложить Любу? Если не будет спать полночи, мы никуда не пойдём днём, а мне очень-очень надо пойти. Не просто надо, а хочется. Хочется встречаться не с Любиным папой, а с Любиным Гришей. У меня от одной мысли о нем, от произнесённого внутренним голосом имени, мурашки бежали по коже. Боже, можно тебя поцеловать? Конечно же, можно! Нужно!

— Нет, ещё рано, — пишу в ответ, жмурясь от коктейля из слез счастья и обиды.

От их гремучей смеси глаза лезли из орбит. Хотелось спать и не спалось…

— Понял, буду чинно держать за ручку. В одиннадцать я у тебя. Не рано?

Поздно. Хочу видеть его прямо сейчас! В двенадцать часов ночи.

— В самый раз. Ты сбил ребёнку весь режим, — ругаю его, улыбаясь в экран.

Какая же идиотская у него аватарка. Это не селфи, но у фотографа явно не из того места руки растут. Лучше б действительно собачью морду поставил. Добермана, например… А что… Похож… Хотя бы шевелюрой. Только глаза голубые… Ну, доберман в линзах… Боже, что за бред у меня в голове, что за бред…

— К черту режим! — и чертика прислал. — Ты всю жизнь мою с ног на голову поставила.

Улыбаюсь, уже пугаясь себя, потому что не могу перестать думать про его бывшую.

— Невиноватая я, ты сам нас купил.

— Как всегда, кота в мешке. Спи, кошка…

И переслал мне мои чертовы губки! Те самые, что я случайно послала ему за билеты на ёлку… Поделись своим чувством юмора, а? У меня, кажется, уже никаких чувств не осталось — такая лежу себе бесчувственная и проклинаю твердое неровное кресло. Как я могла его купить? Разве экономия места стоит таких жертв со стороны моей спины? Пришлось повернуться на бок. Люба спит и улыбается. Ей явно снится Гриша. А если я закрою глаза, он мне тоже приснится?

Уж улыбаться ты точно будешь — вопил разъяренный внутренний голос — Ты же не можешь дать губам покоя… Губам? Покоя? Я не уверена, что у меня губы остались на месте… Или они забыли, где столько лет жили, вот теперь и прыгают по всему лицу, неприкаянные… Нет, каяться я не стану. Не за что… Я повторю это и не один раз. И даже больше, чем это. Гриша что-нибудь придумает. Это же забота мужчины, в конце концов, найти теплую пещеру, а я исполню свой женский долг — разведу в ней огонь…

Любу я уложила спать в одиннадцать часов и сорок минут. С большим трудом. Пообещав, что попрошу у Гриши кота.

— Дедушка ведь не против? Дедушка, ты хочешь кота? Ну ведь хочешь! Он тебе понравится! — висела на Александре Юрьевиче внучка.

ГАВ испортил ее за один день. И меня… Нет, меня он починил. Я танцую! И это после двух часов сна!

— Лизавета, зачем с утра суп варишь? Вы снова куда-то уходите?

Только бы не вспыхнуть! Нет, я красная, я уже красная. Как рубин! И каким боком не повернусь, всякая грань сияет. Тут можно и по мягкому месту схлопотать!

— Да, Александр Юрьевич. Пойдём Невский смотреть.

— Вы ж там гуляли.

Боже, он галочки ставит, куда и сколько мы ходим и даже, на что смотрим? Никогда не замечала за ним подобной слежки!

— Гуляли… Но ведь не допоздна, огоньки не видели. Мы в кино сходим, поедим где-нибудь, в пять стемнеет и поедем домой.

— Одни?

Я смотрела ему в глаза — слишком серьезные — и понимала, что не в состоянии сейчас ничего скрыть. Да и не хочу — я имею право на личную жизнь.

— Нет, не одни.

— Это хорошо. Одним допоздна не надо.

Не ушел. Сел за стол. А чего я ждала — время завтрака, а не обид и нотаций. И он ничего не сказал, даже если подумал. Этот человек сделал для меня многое, но лишь потому что я — мать его любимой внучки. И я не обязана его любить — он не должен был становиться моей единственной семьей, а вышло так, что мой собственный отец чувствует себя обиженным. Да, у меня есть сестра и ее семья с двумя детьми, но я ведь не чужая, а получилось так, что километры разделили мою жизнь на до и после. И даже если родители серьезно восприняли мои слова, что после вуза я не вернусь, сейчас они периодически укоряют меня в том, что игра не стоит свеч. Возможно… Но вчера я зажгла новую свечу и не собираюсь ее тушить. Если она и сгорит, то до конца.

— Алло! — я схватила телефон свободной от сковородки рукой, бросив на столешницу лопатку.

Не взглянула на номер звонившего, потому что была уверена, что это он, а не он…

— Я через час приеду. И не смей говорить, что куда-то уходишь! — чуть не порвал мне барабанные перепонки голос Кирилла.

— Я действительно ухожу… У нас билеты в кино.

Я выскочила из кухни, но не знала, куда деться: Любаша спала, а в комнату свекра я никогда не заходила без спроса. Не думая, что делаю, схватила пуховик и в тапочках, пусть и носками, кинулась на лестничную площадку — что же за мозги у меня куриные…

— Завтра мы идем на елку, а потом уже Новый год, — тараторила я, сбегая по лестнице на нижний этаж, не слушая, что говорит Кирилл, да и я не была уверена, что он что-то сказал. — Оставь все на январь. Неужели так сложно? Я утрясла все с работой, но до десятого не могу получить никакие бумажки.

— А теперь, может, заткнешься?

Я не поставила ногу на следующую ступеньку, опустила на предыдущую и встала по стойке смирно.

— Я хочу видеть ребенка.

Мое сердце сжалось и подпрыгнуло к самому горлу.

— У меня есть для Любы подарок. И я не хочу, чтобы Дед Мороз принес его под елку. Я хочу отдать его сам.

— Зачем? — спросила я грозно, чувствуя, как у меня начинают дрожать голосовые связки. Никогда от него не было подарка под елкой.

— Не понял?

— Я тоже не поняла. С чего вдруг? Ты — посторонний дядя. Не понимаешь этого?

— А что, есть непосторонний?

Я стиснула телефон. Что ему ответить, чтобы не навредить ни себе, ни ребенку?