Читать книгу - "Русская любовь Дюма - Елена Арсеньева"

Наденька не могла глаз отвести не только от своего лица, но и от нового платья. Она с удовольствием провела пальцами по мягким зеленым перьям (совершенно того же цвета, что и ее глаза!), обрамлявшим декольте ее бального наряда. Это была последняя парижская новинка! Отделка перьями марабу, колибри да и самыми простыми крашеными перышками была в необычайной моде, порою составляла чуть ли не все платье. Такой фасон назывался sauvage, что в переводе с французского значило «дикий» но Наденька до подобной дикости никогда не доходила!

Полностью восхититься собой мешало, правда, воспоминание о вчерашнем разговоре с дальней родственницей мужа – княгиней Зинаидой Ивановной Юсуповой[16], урожденной Нарышкиной, с которой Наденька и ее супруг встретились в театре.

Эту даму Наденька недолюбливала. Ей вообще не нравились молодящиеся старухи, а Зинаида Ивановна, несмотря на ее чуть не сорок, ужас! – выглядела необычайно молодо. И была очень красива – в самом деле красива! Конечно, использует какие-нибудь баснословные притирания, с юсуповскими-то деньгами можно хоть из чистого золота бальзамы варить, неприязненно думала, встречая ее, Наденька. Зинаида Ивановна была не без придури, манкировала любезностью императорской семьи – понять снисходительность государя к ее причудам никто не мог! – и, по мнению Наденьки, вечно болтала всякую чепуху. При своих нечастых наездах в Москву (князь Борис Николаевич Северной столицы не любил, большую часть времени проводил в своих подмосковных имениях, Архангельском да Спасском-Котове, ну и княгиня Юсупова изредка удостаивала супруга своими визитами, видимо, только для приличия, потому что о ее вольной жизни в Петербурге ходили самые невероятные слухи) Зинаида Ивановна всегда норовила встретиться с родственниками. И нет чтобы рассказать интересное о царской фамилии, поделиться какими-нибудь секретиками о придворной жизни! Нет, она вечно все не к месту ляпала! А муж Наденьки считал эту Зинаиду необыкновенной умницей. И вот последний пример ее ума и, прямо скажем, светского такта!

Вчера Наденька возьми да и спроси, что теперь носит великая княгиня Мария Николаевна, герцогиня Лейхтенбергская, которая, как говорили, могла любую французскую львицу за пояс заткнуть (по рассказам, долетавшим иногда из Петербурга, светские дамы перенимали нарасхват ее гениальный вкус, пытаясь более или менее удачно подражать оригиналу элегантности, но ни одна из них не умела одеваться так своеобразно, как Мария Николаевна). Зинаида Ивановна посмотрела на Наденьку в лорнет («Мартышка к старости слаба глазами стала!» – ехидно подумала та) и сказала, указывая на перья, обрамлявшие ее декольте:

– Вот этой sauvagerie[17], она, во всяком случае, не носит!

Наденька ощутила, как от обиды ее всю, не только лицо, а буквально всю перекосило, супруг откровенно испугался, и Зинаида Ивановна, видимо пожалев родственников, сообщила, что великая княгиня перьев вообще не носит, даром что Париж от этой моды не может отвязаться уже который год, а этот стиль sauvage и моду носить перья на платье и в прическе привил не кто иной, как знаменитый Альфред д’Орсе, который однажды подарил своей сестре, красавице Иде, герцогине де Гиш, перья колибри для оторочки бального платья.

Наденька была наслышана, что Альфред д’Орсе был некогда законодателем мод в Париже, но ведь это некогда происходило лет двадцать тому назад! Страшно давно! Получается что? Никакая это не новинка, стиль sauvage, а нечто старомодное?

Наденька вчера от этих глупостей ужасно расстроилась, хотела даже забросить наряд и больше его не надевать, хотя, по светским правилам, новое платье вполне можно было надеть трижды, а Наденька в своем зеленом с перьями появилась на людях всего однажды. Было жаль денег, потраченных на фантазии модной портнихи…

Все первое действие спектакля Наденька была до того огорчена, что даже не замечала, что вообще происходит на сцене. Однако в антракте она завидела в фойе высокую статную фигуру Александра Васильевича Сухово-Кобылина – и немедля отправила мужа принести прохладительного. Тот взглянул изумленно – в театре и без того было прохладно, сквозило – однако ослушаться не посмел.

Наденька отошла к стене, и тут же рядом оказался Александр Васильевич, склонился к ее руке, ловко, незаметно для остальных, отогнул край перчатки, прижался губами к обнаженной коже… Наденька вся задрожала от щекочущего касания его усов, от любви к нему…

– Восхитительное платье, – пробормотал Александр Васильевич, выпрямляясь, и легонько коснулся пальцем перьев. – Ах, какие нежные перышки! Только ваша чудная кожа нежнее их, моя несравненная колибри!

Наденька мигом сделалась счастлива и довольна, платье вновь показалось ей очаровательным, а все то, что наболтала княгиня Зинаида Ивановна, показалось полной чушью. Ну в самом деле – не родилась еще на свет старуха, которая сказала бы что-нибудь приятное молоденькой красавице!

Вот и сейчас, стоя у приоткрытого окна, любуясь своим отражением, Наденька коснулась шеи – и довольно вздохнула: и правда, ее кожа нежнее самых мягких перышек колибри! Прекрасный комплимент! Александр Васильевич умеет сказать так, что вся затрепещешь от сознания собственной неотразимости. Все обычные мужские комплименты так пошлы и обыкновенны!

Правда, сегодня, на балу, Александр был не в ударе. Когда они с Наденькой обменялись торопливым поцелуем, шмыгнув за портьеру и почти тотчас вылетев оттуда, он успел пробормотать, задыхаясь, что кожа ее благоухает слаще самых модных парижских parfums. Наденька недобро сверкнула своими зелеными глазищами и надулась.

Всякое упоминание о Париже, слетавшее с уст Александра Васильевича Сухово-Кобылина, она воспринимала как личное оскорбление.

Эта девка, которую Сухово-Кобылин почти девять лет назад вывез из Франции… Луиза Симон-Деманш… Какая-то гризетка, которую он подобрал на парижской панели!

Александр Васильевич, разумеется, уверял, будто Луиза – не гризетка, а модистка, и он встретил ее не на панели, а в кафе или ресторации. Но разве приличная девица пойдет одна в ресторацию?! Никогда в жизни! И приличная дама – тоже не пойдет. Только с супругом или любовником. А девица, конечно, была там со своим содержателем, у которого Александр Васильевич ее и увел.

Он, правда, клялся, будто Луиза была в ресторане с тетушкой, но Наденька не верила. Никакая это была не тетушка, а сводня! И она свела Луизу с Александром Васильевичем, и эта Деманш так заморочила ему голову, что он эту девку увез из Парижа!

Сухово-Кобылин, конечно, клялся всеми святыми, будто Луиза приехала сама по себе, но Наденька не верила.

Увез из Парижа, приволок в Россию, выхлопотал вид на жительство в Москве, снял ей дом, дал прислугу, у бывшей парижской шлюшки теперь имелся собственный выезд, две горничные, которые, хоть и косоротились, да вынуждены были прислуживать этой безнравственной содержанке!..