Читать книгу - "Домоводство. Первые уроки - Вероника Вячеславовна Горбачева"

Она не слушает. На лице блаженная улыбка:

— Толкнулись!

Прислушивается к чему-то с недоверием, кладёт руку на живот. Улыбается ещё шире.

— Оба толкнулись, Ива, представляешь? Наконец-то!

Даже слёзы наворачиваются от радости за неё. Да и… я уже говорила, что из-за постоянного бунта гормонов в последнее время охотно рыдаю по любому поводу? Или начинаю психовать, как недавно. Вот с чего я завелась? Слишком фамильярно, видите ли, ко мне обратились… Махнув рукой на все эти заморочки, просто обнимаю Элли.

… и слышу синхронный вздох облегчения и у себя за спиной, и со стороны витязей прекрасных.

А случайно глянув из-за Эллиного плеча на Любаву, вижу растерянную улыбку, а заодно и её ладонь, приложенную к животу. Непроизвольный жест будущей матери. Ни с чем не спутаешь.

Элли счастливо смеётся, выбираясь из моих объятий, и, как ни в чём не бывало, представляется русичам:

— А я Элизабет дель Торрес, невестка Иоанны. И очень рада вас видеть в нашем славном городе. Вы ведь с неофициальным визитом, донна княгиня? Это просто чудесно! Мы с Ивой непременно покажем вам самые красивые места в Террасе. Но пока — может, выпьем где-нибудь чаю? А то очень пить хочется.

Ещё бы! Столько солёной икры слопать…

— Ты зачем здесь? — спрашивает она прямо.

Я не тороплюсь с ответом. И чай отпить не спешу, хоть, казалось бы, замечательный повод растянуть паузу. Однако вечно отмалчиваться невозможно.

— Прежде, чем у нас серьёзный разговор начнётся, скажи, Любава, только честно: ты-то сама чего хочешь? Мира или войны?

Серые глаза, так похожие на мои, гневно темнеют. Игнорируя надвигающуюся бурю, не торопясь, поясняю:

— Если хочешь ссоры, то что бы я сейчас ни сказала, ты всё повернёшь с ног на голову. Может, мне и вовсе тогда промолчать? Знаешь, как у нас говорят: «Слово — серебро, молчание — золото». А если ты с миром, тогда доверие за доверие. Может, и мне о чём спросить охота.

— Справедливо, — помолчав, говорит она. — Говоришь, чего хочу?

Фыркает сердито.

— По правде сказать, хочу, чтобы тебя вовсе не было. Но понимаю, что, ежели бы не ты, то своего князя я уже вовек не увидела бы.

По наивности своей я едва не брякаю: какого такого князя? К счастью, вовремя вспоминаю, что Васюта, женившись на княгине Любаве, сам стал князем. И не консортом, выражаясь современным языком, а полноправным правителем Северного княжества. Кстати, говорят, вовремя он появился. Из скупых рассказов старца Симеона я как-то узнала, что далеко не все в Ново-Китеже были довольны «бабьим княжением». Правила княжеством Любава, несмотря на внешнюю мягкость, железной рукой, особенно прижав распустившуюся в последние годы жизни больного князя дружину. Вот и образовалась среди недовольных партия, ищущая своего становленца под княжью шапку. Придворная гвардия, видимо, во всех мирах любит бузить да своих государей на трон пристраивать.

Оппозицию Васюта быстро и жёстко рассредоточил по самым отдалённым углам страны. Нашёл, кем заменить: как-никак в избытке привёл с собой верных соратников, да не лежавших на печи пятнадцать лет в чужом мире, а закалённых в боях со всякой нечистью. С таким окружением не шути.

Одно слово — Князь.

— Поэтому, раз уж так сложилось, — продолжает Любава, — войны не хочу. Но только и ты поводов не давай.

Одно слово — Княгиня.

Элизабет, притихшая, как мышка, вдруг улыбается, но и в этот раз отмалчивается, наслаждаясь зелёным чаем с жасмином, который я на нюх не выношу, а она, видите ли, по нему просто обмирает. Сладкого никому уже не хочется, пирожные нами почти не тронуты, зато в ожидании чая в охотку распит кувшин морса. Жарко.

…А в Тардисбурге сейчас зима. Скоро, должно быть, ударят морозы. Удивительная разница климатов, хоть расстояние между локациями небольшое. Горные хребты, изогнувшись серпом, прекрасно заслоняют побережье от холодных северных ветров.

Здесь, в Террасе — мягкий осенний день, с золотистой листвой старых гранатов на тротуарах, с веточками поздних роз, мелких, душистых, в вазах полупустого прибрежного кафе. Синее небо, синее море, шумящая всего в квартале отсюда ярмарка… Где-то неподалёку, чувствую, расположилось наше сопровождение. Люди Любавы такими маскировочными навыками, как Тёмные рыцари, не обладают, но рассредоточились по периметру так, что и глаза не мозолят, и всё у них под контролем.

Симеона, кстати, не видно. Сделал своё чёрное дело, свёл нас с Любавой и благополучно пропал.

О чём мы там?

— Поводов? — повторяю вслух. Скептически приподнимаю бровь и ловлю себя на том, что, кажется, невольно копирую своего некроманта. Типичная его мимика.

— Любава, если ты не в курсе, то знай: вообще-то я замужем. И именно с моим нынешним мужем хочу прожить долго и счастливо; другие мне ни к чему. Уж что случилось у нас с Васютой, то случилось, вины за собой, тогдашней, я не вижу. Как и за Василием. Мы оба считали себя свободными, ни с кем не связанными. Он уже не надеялся домой вернуться, я же вообще не помнила своего мужчину, потому что под проклятьем была…

— Как это? — прерывает она недоверчиво.

— Да так. Блок на памяти был поставлен, хороший такой, качественный. Я ведь даже не помнила, от кого однажды дочек родила. А потом, когда его самого тут, в Гайе впервые увидела — не узнала. Шарахалась от него.

Невольно задумываюсь. Да-а, много дел было наворочено, и не мной одной… Ох и постаралась затейница Макошь, переплетая судьбы, и не только наши с Магой! Удивительный получился узор. Затейливый.

— В общем, много чего случилось, прежде чем мы поняли, что действительно нужны друг другу. Доказывать ничего не собираюсь, просто знай, что мне, кроме моего Маркоса, никто не нужен. Мы, видишь ли, так много недодали друг другу за пятнадцать лет, что нам ещё долго навёрстывать.

Элизабет прячет улыбку в блюдце с чаем. Я научила её переливать слишком горячий напиток в блюдечко, и теперь, к превеликому изумлению княгини, она