Читать книгу - "Вечер трудного дня - Сорбатская Наталья"

Он быстро подошел, взял ее за руку, вместе они сбежали по ступенькам и повернули направо, по короткой пихтовой аллее к пляжу.

— Прости меня, хорошая моя, прости, — быстро проговорил он.

И Анна опять чуть не заплакала. Теперь уже от благодарности: значит, он знает, как тяжело ей было, значит, он все чувствует. И каждое ее душевное движение ему понятно, и он готов сообразовывать с этим свою жизнь, свои поступки.

Всю дорогу, пока они шли к молу, а потом и по молу, в глубь нереально сверкающего моря, Стас, словно заклинанье, говорил и говорил ей слова, которые мечтает хоть раз в жизни услышать любая женщина и которые в пересказе теряют всякий смысл и значение.

Сзади их догнала компания из нескольких «семинаристов». Завязался общий разговор, опять очень тягостный для Анны, посторонний и совсем не нужный. И она стала хулиганить, усевшись на перила, спиной к морю, синему и чистому настолько, что было видно, как шевелятся у самого мола прозрачные медузы.

Она сидела и слегка покачивалась, подставив лицо солнцу и наблюдая сквозь ресницы за смятеньем Стаса, который при всех не мог сдернуть ее с этих чертовых перил и только смотрел совсем потемневшими глазами.

А как она могла еще выразить свой протест и показать ему, что не намерена в те часы, которые им еще суждено провести вместе, делить его ни с кем.

После обеда они решили ехать в Гагры, к Стасову другу и Анниной поэтессе. Во второй половине дня на горы и море опустилось марево, но было по-прежнему тепло. Природа томилась, и вроде бы собирался дождь, но, когда они доехали до Гагр в маленьком рейсовом автобусе, одышливом и тряском, опять светило солнце.

В номере они никого не застали и вдоль трассы отправились в парк. По левую руку безгранично, как неутоленное желание, лежало море, справа совсем близко подступали горы, поросшие лиственным и хвойным лесом. Кирпично-красная, желтая, почти белесая, ярко-зеленая и еще бог знает какая листва висела вертикально в воздухе, точно ковер на стене, и каждая краска в этом ковре существовала отдельно, не перемешиваясь с соседней, и такое зрелище для глаза, привыкшего к горизонтальным ландшафтам и потому воспринимающего осень как наложение цвета на цвет, было совершенно непривычным.

Одуряюще пахло хвоей и горькими осенними листьями, а в парке этот запах еще усилился. Здесь даже немного парило, и павлиньи хвосты тропических деревьев тяжело колыхались под медленными наплывами ветра. И было все это настолько томительно и требовало какого-то разрешения, что им немедленно захотелось лечь на эту теплую влажную землю, зарыться в горькую прелую листву и друг в друга. Ноги у обоих подкашивались, а головы сделались тяжелыми и дурными.

Стас засмеялся и потащил Анну к ближайшему кофейному павильончику, которые во множестве были рассыпаны по всему парку. Горячий, густой кофе, который здесь готовили на раскаленном песке, немного привел их в чувство. Они сидели, блуждая глазами по осенней листве и друг по другу, слушали нежного и грустного Джо Дассена, так подходившего и к этим последним дням осени, и к этому мареву, опять сгущающемуся над горами, и к отдыхающим, одиноко прогуливающимся по парку, и к ним двоим, ничего не ведающим о дне завтрашнем и полностью сосредоточенным только на том, что происходит с ними в настоящую минуту.

Потом они вышли на набережную. С их походкой тоже что-то случилось за последние дни: они стали двигаться слаженно, как близнецы, или как люди, прожившие вместе долгую счастливую жизнь, или как пехота, весело идущая на смерть.

В самом конце набережной они встретили Стасова друга с поэтессой. И та, взглянув в лицо Анне, удовлетворенно кивнула и засмеялась: гаданье не обмануло. И Анна, поняв ее взгляд и смех, тоже улыбнулась и утвердительно качнула головой.

Вместе они спустились с набережной на пляж и двинулись в сторону Пицунды. Стас со своим другом шел впереди, Анна с поэтессой сзади. Анна ни на секунду не выпускала из поля зрения фигуру Стаса.

Он шел, жестикулируя рукой с сигаретой, ворот его рубашки был распахнут, а волосы трепал ветер. И Анна подумала, что сегодня, когда они вернутся и окажутся опять в одной постели, эти волосы будут пахнуть ветром, морем и солнцем. И, подумав об этом, она протяжно выдохнула, совсем отключившись от того, о чем уже в течение нескольких минут говорила ей поэтесса, тем более что в этот момент Стас обернулся, перехватил ее взгляд, все понял и засмеялся в ответ глазами.

— …Ну вот, это был сумасшедший роман, и все им завидовали, и они уже собирались пожениться, и даже кольца были куплены…

— Постой, какие еще кольца?

— Кольца обыкновенные, обручальные. Ты вообще-то слышала, о чем я тебе толкую?

Анна не слышала или подсознательно не хотела слышать и потому не слышала. Оказывается, уже несколько минут поэтесса пересказывала Анне историю, рассказанную ей вчера другом Стаса.

История была о том, как десять лет назад Стас любил девушку, которую тоже звали Анной. Они вместе учились в институте. И любви их радовались все окружающие, потому что были они молоды и прекрасны и даже чем-то неуловимо походили друг на друга. А это, оказывается, верный признак того, что люди проживут вместе долгую и счастливую жизнь. На последнем курсе они собрались пожениться. Уже был назначен день, и они бегали по городу в каких-то предпраздничных хлопотах.

Тогда, когда все случилось, Стас ждал Анну на улице, напротив ее дома. Он стоял на автобусной остановке и видел, как она вышла из подъезда. Он махнул приветственно рукой, и она побежала к переходу.

Она смотрела только на него и видела только его, Стаса, потому что ничего другого, кроме своей любви, не могла и не умела больше видеть. Она шагнула на проезжую часть и не заметила, что сбоку от нее выруливает на полном ходу грузовик. А Стас заметил. Он закричал, но она не поняла или не слышала, потому что на улице было очень шумно, и продолжала идти навстречу Стасу.

И тогда Стас кинулся под колеса грузовика, чтобы или спасти ее, или погибнуть вместе с ней. Но она успела, а Стас не успел. Пьяный водитель крутанул руль, и машина, разворачиваясь и перекрывая движение, встала боком, бампером разорвав ему почти до кости предплечье. Он лежал на асфальте в луже ее и своей крови, лицом к ней, и по-прежнему видел обращенный к нему ее взгляд, полный любви.

То, что услышала сейчас Анна, было совсем непредставимо по своему ужасу. Она